Отдохнуть после поездки Надир-шах в одну из ночей, когда ему не спалось от предчувствий и сомнений, велел привести ослеплённого Бухара. Его привели, и он покорно согласился поговорить с шахом, предупредив, как бы шаху не стало хуже от его откровений. Надир-шах насторожился:
— Разве может быть хуже от правды, какую я от тебя услышу? Правда всегда ведёт к исправлению ошибок и заблуждений, и от неё здоровее становится во всём государстве.
— Ваше величество, — вновь предупредил, Бухар, — но у меня такая правда, от которой могут умереть ваши близкие родственники, а потом и вы, солнцеликий.
— Говори, не пугай меня глупыми угрозами. Я не юнец — я шах Персидской империи, созданной на костях сотен тысяч таких, как ты! Уместно ли жалкому мышонку пугать своими зубками льва?
— Ну, раз так, то слушай, великий шах. Послали меня убить ваше величество ваш старший сын Реза — Кули-мирза, шурин Лютф-Али-хан, а полковник Мухам— мёд-хан помог залезть на дерево, где я скрылся и оттуда выстрелил из пистолета.
— Вах, я же знал, что ты не один! — воскликнул Надир-шах. — Я не зря подозревал в покушении на меня моего собственного сына. Спасибо тебе, Бухар, за твою правду.
— Ваше величество, вы зря говорите мне спасибо. Когда вы уничтожите сына, шурина и полковника Мамед-агу, то и сами погибнете, потеряв опору. Кто поддержит вас в вашей кровавой жизни?
— Замолчи, слепец! — взорвался Надир-шах. — Ни слова больше, или я задушу тебя собственными руками! Уведите его,
Гуламы мгновенно схватили Бухара и выволокли из комнаты. Надир-шах, успокоившись, решил не показывать даже вида, что проник в жестокую тайну старшего сына и его сторонников. «Этот негодный сарт из Бухары предрекает мне смерть оттого, что я лишу себя родственного окружения и задохнусь в одиночестве среди чужих людей! — рассуждал он про себя, не думая пока, о расправе над преступниками. — Но нет, у Надира хватит сил и духа жить уверенно и стойко, даже если меня будут окружать не люди, а черти и другие неземные существа!» Реза-Кули-мирза по-прежнему находился в Тегеране, Лютф-Али-хан в горах с крупным соединением кавалерии, Мухаммед-хан приехал в Дербент с донесением… «А может, приехал за моей головой?» — насторожился шах и приказал нескольким гуламам следить за полковником. Горя мщением, шах сдерживал себя, но уже сознавал, что старшего сына для него больше не существует, как не существует и шурина, не говоря уже о Мамед-аге. В сердце шаха постепенно образовалась пустота от мнимой потери сына и шурина. Не было теперь рядом с ним в Дербенте ни одного родного человека, с кем бы он мог поделиться своими горестями или чаяниями. И заскучав не на шутку, он приказал визирю немедленно привезти его сыновей: Имам-Кули— мирзу, Насруллу-мирзу и любимого внука, рождённого сефевидской княжной, — Шахруха-мирзу. Шах решил в присутствии их расправиться со старшим сыном и шурином. Слуги отправились в Мешхед, и он решил, что пора приступать к делу, которое отберёт у него немало времени.
Вернувшись однажды из поездки, Надир-шах велел войскам дербентского гарнизона построиться вокруг площади. Выехав на середину на белом аргамаке, приказал доставить палача с верёвкой. Когда палач явился, Надир-шах обвёл суровым взглядом нукеров и произнёс:
— Среди вас, преданные и почтенные, находится человек, который способствовал моей гибели в мазандеранском лесу. Имя этого человека — Мамед-ага. Приказываю обезоружить его и привести ко мне!
Полковник Мухаммед-хан не успел понять, что происходит, как схватили его стоявшие рядом нукеры и повели к шаху.
— Бухар выдал тебя со всеми потрохами, поэтому именем нашего величества приказываю удавить тебя!
Мамед-ага дрогнул, не выдержал падшего на голову обвинения: упал на колени, взмолился:
— Ваше величество, помилуй меня!. |