|
Сегодня же получишь от Нефёда Кудрявцева грамоту, а пока тебе и Берек-хану такое поручение. От Кумы до Терека учреждаем мы почтовые станции. Поезжайте к себе, взвалите на верблюдов пятнадцать юрт и поставьте по пять юрт в трёх удобных местах, возле дороги. Да поставьте так, чтобы от станции до станции за день можно было проехать на лошади. На каждой станции оставьте человек по шесть джигитов, на первый раз, а там видно будет. Конюшни придётся ещё смастерить, но в этом деле учить вас не надо: камыша на Куме много… Вот так. А сейчас выпейте водки да отправляйтесь к Кудрявцеву: пусть напишет грамоту и явится ко мне.
Проводив гостей, Артемий Петрович через час-другой проводил и Матюшкина: почти две недели не был командующий Каспийской флотилией на флагманском корабле — отсылал туда дважды записки, чтобы не искали. Но вот решил отправиться на борт — пора знать и меру. Артемий Петрович снова лёг спать и проснулся в полночь от звериной тоски и головной боли. Выпил немного, походил по комнатам, велел разбудить Кубанца. Мажордом тотчас вошёл: — Что прикажете, Артемий Петрович, я к вашим услугам? — Ты не забыл, где Ланка живёт… та, с которой я в Персию к шаху ездил? — Помню, как же-с… — Поезжай к привези её ко мне. — Артемий Петрович, но ведь время — час ночи, спит она небось. — Возьми шубу, заверни — и сюда… — А если Ланочка в ниглиже, а может, и того бесстыднее? — Кубанец плотоядно облизал губы. — Голую привезёшь — вдвое больше вознагражу… Иди, чего топчешься! Волынский слышал, как сели на коней гайдуки в поскакали со двора Артемий поправил постель, бросил ещё одну подушку, встал у окна и стал ждать, поглядывая то и дело на часы. Было около двух, когда залаяли собаки, послышался топот конских копыт, затем донёсся недовольный женский голос: «Куда вы меня привезли, чёрт знает что!» Её внесли закутанную в шубу и посадили на кровать. Увидев Волынского, она испуганно вскрикнула и захохотала. Сбросив шубу, повисла у него на шее. Мажордом выскочил в гостиную и выгнал во двор гайдуков. А из спальни неслось: — Ну, барин ты мой, наконец-то объявился! Надоело тебе немок безгрудых ласкать, на русскую ладушку потянуло! — Терпеть не могу немчуру… — Последнее, что услышал Кубанец, закрывая дверь в гостиную, и пошёл спать. И снова губернатор не выходил из дому несколько дней, а когда наконец-то появился, горожане заметили: «Лица на нём нет — всю кровушку выпила из него служба царская!» Тут и Нефёд Кудрявцев улучил момент, сунул губернатору грамоту о назначении Церен — Дондука на калмыцкий престол. Волынский подписал, вынул печать, дохнул на неё и пришлёпнул к грамоте… На берегу Волги, у стен Кремля, моряки стирали рубахи и портки. Некоторые окунались и ныряли в воду. Губернатор послал гайдука узнать, где генерал-лейтенант Матюшкин. Гайдук подался к флагманскому кораблю и скоро вернулся с известием, что командующий Каспийской флотилией отбыл на галере по Бактемиру, на взморье. Волынский подумал: «Матюшкин зря на Бирючью косу не поплывёт — видно дела заставили». После обеда губернатор принимал обывателей у себя во дворе, в казённом доме в двумя кабинета ми и приёмной. Здесь было удобнее брать всяческие подарки и подаяния. Кубанец только успевал выносить из кабинета Волынского кошёлки да сумки. А на другой день утром появился в заливе фрегат трёхмачтовый, на котором Фёдор Соймонов в апреле повёз Аврамова и князя Мещерского ратифицировать договор. Паруса на фрегате убрали, и людей на пристани не было: судя по всему, корабль пришвартовался давно. Но где же дипломаты, или хотя бы князь Мещерский? Консул Аврамов, возможно, в Реште остался, а этот непременно должен вернуться. |
