Снег шел всю ночь, и аллея была усеяна сломанными ветками кипарисов, от которых, несмотря на мороз, шел густой и резкий запах смолы. Я подошел к обледенелому фонтану с фигурой юноши, держащего в руках огромного ершистого осетра. Оба они – юноша и осетр – покрылись синими натеками льда, и брызги штормящего моря время от времени окатывали эти натеки белой шипящей пеной. С этим юношей-рыболовом, между прочим, связаны очень интересные вещи. Надо сказать, что рядом с фонтаном, на бетонных, частично провалившихся волнорезах летом собирается прелюбопытная публика: местные бандиты, проститутки, наркоманы, воры, ну и, конечно, ребята из нашего города. Здесь запросто можно покурить анашу или план, выпить портвейна, или, допустим, снять потрясающую девчонку. Ничуть не хуже, чем на обложке журнала. Я лично, правда, еще ни разу девочку не снимал, но планом пару раз пробовал затянуться. Не ахти что, да и голова потом болит несколько дней. По мне, так лучше уж просто курить – это солидно, и не надо прятаться от милиции. Так что обычно летом я мирно сижу в холодке у бетонной стены и молча слушаю разговоры местных бандитов. Два года назад я дружил с городским королем Толиком Сердюком. Точнее будет сказать – он просто был моим соседом, жил этажом выше, и снисходительно позволял находится рядом с собой. Господи, какое же это было блаженство! Мне завидовали все городские ребята, и даже взрослые двадцатилетние парни заискивали передо мной, надеясь привлечь внимание короля. Я был чем-то вроде оруженосца при дворе знатного рыцаря, и был посвящен во все местные тайны. Я знал, кто из приезжих был ограблен вчера, и кого будут грабить сегодня. Я был в курсе всех любовных историй высшего бандитского света, вел себя крайне заносчиво, и никто не мог сделать мне даже маленького замечания. Вот это была жизнь! Однако счастье мое продолжалось недолго: сначала Сердюка по пьянке избили и скинули в море, и он лишь чудом не утонул. Потом вообще судили за вооруженный грабеж, и дали порядочный срок. Лет десять, если не ошибаюсь. Королем вместо него стал совсем другой человек, центральный нападающий в местной футбольной команде. По счастью, он тоже жил недалеко от меня, и поэтому месяца два или три я продолжал находиться в самой гуще местных преступных событий. Нападающему везло: они с дружками грабили доверчивых отдыхающих, воровали вещи из автомобилей и турбаз отдыха. Ничего его не брало: ни милиция, ни дружинники, ни происки претендентов на королевский престол. Он был спортсменом, и, в отличие от Сердюка, пил портвейн только по праздникам. С милицией же у него была давняя дружба, потому что в милиции тоже были свои футболисты. Но, однако, в конце концов не повезло и ему. Пришлось жениться на одной из местных девчонок, которая забеременело от неотразимого нападающего. Выхода у короля не было, ибо родители ее грозились судом и тюрьмой. Свадьба, а затем семейные хлопоты постепенно отдалили короля от преступного мира города, и его место занял какой-то приезжий грузин, которого я совершенно не знал. Из фаворитов мне поэтому пришлось удалиться, и лето я теперь проводил совершенно бездарно: бесцельно шатался по набережной, купался, а потом шел домой к одиночеству, книгам и ехидным остротам младшей сестры.

Но я, кажется, намного отклонился от темы. Я хотел рассказать о мальчике с осетром, который стоял в центре фонтана – словно один из сыновей Лаокоона, сражающийся с громадной змеей. Мне всегда казалось, что создатели этого фонтана не были знакомы с античными мифами, и по простоте душевной заменили змею осетром. Хвост осетра кокетливо прикрывал у мальчика то самое место, которое на античных скульптурах обычно прикрыто листиком или ракушкой. По поводу этого факта ходило множество слухов и толков. Некоторые говорили, что мальчик этот вовсе и не мальчик, на самом деле, а девочка, только совсем еще юная. Другие же вообще говорили такую чушь, что и на бумаге ее передать неудобно, но к делу это не относится, потому что большинство местных ребят полагало, что в центре фонтана находится именно мальчик.