Дождь смыл слезы у меня на лице. Потом дождь кончился, и начало понемногу светать. Я торопился, желая уйти как можно дальше от Ялты. Дальше и выше. Я перешел через дорогу и углубился в кривые татарские переулки. Потом переулки закончились, и начались мокрые виноградники, обсаженные по краям мокрыми неподвижными тополями.
Я шел по черной раскисшей земле, совершенно не замечая ни грязи, ни хлюпающей под ногами воды. Тело мое было легким, сухим и горячим, и чем выше я поднимался, тем все более горячим и легким оно становилось. За виноградниками лежали поля, еще покрытые нерастаявшим белым снегом. А сразу же за полями высились отвесные скалы. Это была моя конечная цель, и я ускорил свой шаг, чтобы подойти к ним еще в темноте. Однако очень быстро светало, свет просто лился потоками сквозь рваные серые облака, а потом облака и вовсе исчезли, открыв голубое чистое небо. Я обернулся назад, и вскрикнул от неожиданности: из синего и абсолютно спокойного моря, на горизонте, там, где сливалось оно с таким же синим и чистым небом, вырастал прямо у меня на глазах огромный расплавленный шар солнца. Это было совсем ненужно, это было совершенно некстати, потому что мешало мне все сделать в тайне. Я побежал вперед, спотыкаясь о камни и корни деревьев, стараясь убежать от этого растущего из глубин моря огромного диска огня и света. Я бежал, падая в грязь и снова решительно поднимаясь на ноги, а солнечный диск все вырастал и вырастал у меня за спиной, настигая своим светом и жаром. Неожиданно вокруг все высохло. Я уже оставил внизу обсаженные тополями поля, на которых теперь не было и пятнышка снега, и совсем недалеко, впереди, высились отвесные зубчатые скалы, а среди них одна, заветная, особенно высокая, отвесная и зубчатая. Я внутренним зрением, сквозь слезы и пот, видел ее рваные зубчатые стены, на которых повисли, зацепившись за них, рваные клочья седого тумана. Я еще надеялся обогнать ненавистное горячее солнце, я надеялся броситься вниз с мокрой, укутанной туманом скалы, броситься мокрым, грязным и жалким, чтобы ужаснувшаяся жалость природы, или богов, или туманных отвесных скал приняла меня в свое мокрое туманное естество, отдавая назад травой, деревьями и цветами, ручьями талой горной воды и желтыми первоцветами, цветущими среди мокрых зубчатых склонов. Я еще надеялся слиться с природой, смертью своей отдавая ей возможность снова проснуться весной, обернувшись теплой морской волной и криком парящих в воздухе чаек. Но природа не принимала мою огромную жертву, она высушивала на глазах мою одежду, слезы и волосы, она высушивала виноградники и тополя, а также мокрые туманные скалы; она на глазах испаряла мокрый седой туман, она обвивала меня легким и теплым ветром, она забирала у меня последние капли решимости. Необходимо было обдумать свое положение. Я сел на сухой камень и оглянулся по сторонам. Внизу лежали сухие виноградники и поля, а впереди, прямо передо мною, буквально в нескольких метрах, высились сухие отвесные скалы. Природа опять перепутала листы отрывного календаря, она опять перепутала зиму и лето, она окунула меня в жаркий июнь, сделав совершенно ненужными и пальто, и свитер, и давно потерянную внизу лыжную шапочку. Нет, закричал я нависшим скалам и душному июньскому зною, нет, вы не перехитрите меня, у вас ничего не получится, вы не остановите меня своими жалкими уловками комедиантов! Не для того я шел своими ледяными аллеями к этой одинокой и прекрасной скале, не для того отстаивал свое одиночество, не для того вел бои за свободу, чтобы сейчас, в трех метрах от цели, свернуть с заветного курса! Я встал с камня и сделал шаг навстречу скале. Потом схватился за выступ, и, подтянувшись, стал карабкаться вверх, хватаясь за камни и корни мертвых деревьев. Я ничего не видел, кроме этих корней и камней, я полз с решимостью доползти до самого верха, я полз, а вокруг раздавались какие-то звуки и шорохи, и стрелы зеленой травы прорастали у меня на глазах прямо через слой прошлогодних слежавшихся листьев, а следом за травой появлялись желтые и синие первоцветы, и, распускаясь среди камней, струили в ноздри тонкие душные ароматы. |