— Мы так и поделились на «правых» и «левых». Так веселее коротать вечность.

— Это мне государственный раб говорит? — сыронизировал мурранец, слегка обиженный на то, что стал еще и объектом пари.

— Это тебе, дружок, говорит бессмертный, повидавший разные времена и знающий цену настоящему веселью, — кухарь покровительственно похлопал Ланса по плечу и сообщил доверительно. — И я всегда был за «левых». Так что когда до дела дойдет, поверни колесо в левую сторону. Тебе ничего не стоит, а мне будет приятно.

Отчего же не сделать одолжение хорошему человеку? Запросто!

— Э! Да тебе же пора обнести узников вином, — встрепенулся Эвит. — Заодно и сам не забудь приложиться. Хорошее вино нынче для смертников приготовлено. И не надо на меня так смотреть. Я греховодник знатный, но разбавлять хмельное для божественных жертв у меня рука не поднимется.

Стражница. Калитар

— Вынюхиваешь, сволочь?

Стражница не первый год имела дело с людьми, подобными тюремному писарю, да и его самого знала уже давно. А потому нарочно задержалась, притаившись в темном углу рядом с караулкой, чтоб дать Гару время нашкодить. Мышь не может устоять перед искушением и лезет в мышеловку, несмотря на опыт предыдущих товарок, а ушлый писарь, в одиночестве оставленный рядом с ведомостями, свитками и денежным ящиком, не мог в него не сунуться. И так увлекся, что не только про Лив забыл, но даже и про Перца. И зря.

— Крыса ты паршивая, Гар, — ласково молвила Лив, похлопав бдительного Перца по могучей холке. Пёс вильнул хвостом и убрал передние лапы с груди лежащего писаря. — Наглая крыса. А что делают с крысами, когда они слишком наглеют, а?

— Стражница…

— Вот именно. Стражница. Пока ты приворовывал по мелочи, я отворачивалась. Всем нам хочется жить, верно? Но ты вздумал доносы на меня писать, писец. Забыл свое место, червь? Так я напомню. Оно здесь, — подкованная сандалия стражницы прицельно врезалась в живот писаря. Без злобы, но и без жалости. — В дерьме.

Сорвав с него тубу со свитками, Лив отвернулась и вытряхнула содержимое на стол, а потом брезгливо поворошила дубинкой. Каждый из этих кусочков папируса насквозь пропитался кровью, потом, страхом и предательством. По-другому во владениях Исила не пахло.

— Где донос? — на первый взгляд не обнаружив искомого, спросила стражница.

В ответ Гар только тихонько заскулил.

— Я же все равно узнаю, червь, — напомнила женщина равнодушно. — Исил с радостью возьмется за тебя. Так что — где он?

— Ты не можешь, — буркнул писарь, отдышавшись и отплевавшись. — Не посмеешь отправить меня в пыточную.

— Да ладно! — Лив усмехнулась. — Кто же мне запретит? Государственный раб доносит на свободную; стража обязана разобраться, нет? Соблюсти закон. А закон здесь — это я, — она присела рядом на лавку и задумчиво попинала его концом дубинки: — Кстати, показания рабов считаются правдивыми, только если проверены пыткой. Ну? Идем к Исилу?

— Его… нет, — просипел Гар. — Уже нет. Я… отослал письмо перед тем, как запечатали ворота.

— Крыса, доносчик, да еще и трус, — вздохнув, резюмировала Лив. — Ты всегда был червем, Гар, и всегда будешь. Что написал-то?

— Всё… Ой! О тебе, и о лазутчике, и о господине Тае тоже… И…

— Но зачем? Ты не перестанешь быть рабом тут — и мелкой трусливой тварью там.