— Нечестно! — кричал Ленька. — Мы один на один!

Мы с Ленькой заревели одновременно, и это спасло меня от унижения проигрыша — ведь, по правилам, проигравшим драку считался тот, кто первым заплакал, а тут мы оба размазывали слезы по лицу: я от обиды, а Ленька — от боли.

— А ты молодец, — похвалил меня Пашка. — Не сдрейфил.

— Все равно я победил, — бубнил одно и то же Ленька.

— Ничья, пацаны, — помирил нас добрый Пашка. — Пошли на пустырь, я новый самопал сделал, испытаем.

Для нас с Пашкой и Ленькой тогда начиналось время самопалов, поджиг и самодельных хлопушек из спичечной серы, магния, селитры и древесного угля. Но ни разу Пашка не дал мне унести самопал или поджигу с собой — хоть на денек! Пашка постоянно следил, чтобы мы с Ленькой, не дай Бог, не поранились.

Я не рассказывал Ивановой про оглушительные хлопки самопалов, сделанных из согнутой трубки, гвоздя и черной резинки для волос. Я понимал, что девочкам это не интересно. Но я, конечно, выложил свою мечту, затаенную от всех соседей и даже от бабушки: скоро у нас в доме будут крысы! Иванова сначала сморщилась брезгливо, но потом я увидел в ее глазах интерес. И началось…

— Хочешь, я тебе про крыс расскажу? — приставал я к Ивановой, когда видел, что она сидит одна.

— Не хочу, — отвечала эта вредина-валедина.

— А почему? Я видел крыс, а ты видела?

Я врал напропалую, ведь до сих пор я видел только мышей. Ира задумывалась, глядя куда-то вверх.

— На картинке — видела. У меня книжка есть, «Алиса в стране чудес», там крыса нарисована. Папа мне эту книжку читает.

— А я сам читать умею, я бабушке вслух книжки читаю, — говорю я. — Про путешествия, называется «Дети капитана Гранта».

— Подумаешь, — говорит Ира и уходит.

На прощание она к тому же выпячивает в мою сторону свою попу, оборачивается и показывает язык.

Читаю по ее губам: «Дурак!»

Я рассказываю об этом бабушке, когда мы вечером идем домой.

— Да она с тобой заигрывает, Санька, — убеждает меня бабушка, но я ей не верю.

— Неправда, бабушка, ты не понимаешь, она меня дураком назвала!

— Ну и что. Ты тоже ей скажи, что она дура.

— Я уже сказал. Она водиться не хочет.

— Захочет, — уверенно говорит бабушка. — С таким кавалером любая девочка водиться захочет.

Помню, мне тогда не нравилось слово «кавалер», я не хотел быть кавалером, потому что если несколько раз подряд сказать «кавалер», то получалось «валерка». А Валерка рыжий был у нас в детском саду самым вредным мальчиком из всех, он ломал чужие игрушки, потому что у него игрушек вообще не было никаких. Он говорил всем, что его папа уехал работать на север, но бабушка сказала мне, что его папа сидит в тюрьме за драку.

Дядя Валя, папа Иры Ивановой, приходил в детский сад раньше всех других взрослых, он работал слесарем на заводе «Комсомолец» и у него, по словам Иры, смена заканчивалась днем, а начиналась рано-рано утром, когда Иванова со своей мамой еще спали, поэтому мама приводила Иру в детский сад к восьми утра, а папа забирал ее после смены, когда мама еще была на своей работе. А по субботам дядя Валя и приводил Иванову, и забирал из садика. Брата или сестры у Иры не было, и я обрадовался, начал рассказывать о Кате, как мы с ней придумываем разные сказки, но Ира сказала вдруг сердито:

— Дура твоя Катя!

И встала с качелей, пошла куда-то от меня, а я бежал рядом, заглядывал в ее гордое лицо и все повторял:

— Почему она дура? Почему?

— Дура, вот и все, — твердила Ира.