И уже не возвращаются в хлевок к поросенку, расселяются в приглянувшихся чуланах, подполах, сараях.
В общем, в голове у меня варилась мешанина — крысюки, пасюки…
Узнал я и о том, что крысы — твари не только вреднющие да кусачие, но и ядовитые, могут не просто тяпнуть, а тяпнуть насмерть.
Я приуныл. Не может такого быть, чтобы эти диковинные зверьки на самом деле пришли к нам, опять взрослые только разговоры говорят, а на самом деле обманывают. И чем больше соседские рассказывали ужасов о крысах, чем страшней и загадочней были эти рассказы, тем меньше я верил, что они, крысы, к нам придут. Крысы могут жить только очень далеко, а не в доме у нас с бабушкой.
А толстая тетя Даша, работавшая до пенсии медсестрой, принялась пересказывать произошедшую на днях историю, жутковатые подробности которой смутно ходили тогда по городу:
— Привезли молоко в детсад, а там ведь знаете как? Из фляги двадцатилитровой в кастрюлю большую перелили, флягу назад сдали. Пока повариха назад вернулась на кухню, глядь — а в кастрюле крыса дохлая плавает, захлебнулась молоком. Повариха-то кастрюлю открытой оставила, дуреха, пока флягу относила в «буханку». Вот и думает: что делать? Оставить детей без молока? Пошла к заведующей, а та и говорит: да ты же все равно молоко это кипятить будешь, крысу просто выкинь да и прокипяти. Делов-то. Ну, повариха так и сделала. Напоили детей молоком, и спать на тихий час отправили после обеда. А как будить стали — все дети мертвые, тридцать человек! Одна только девочка в живых осталась, она молоко не любила и мальчику свой стакан отдала. Видят такое дело заведующая и повариха, пошли они, собрали в аптечке весь йод, все-все пузырьки, вытряхнули их в два стакана и выпили. Страшно перед смертью мучились, а труп заведующей во дворе нашли, где-то в кустах, она металась от боли перед смертью.
— Тетя Даша, а зачем они йод выпили? — спросил я.
— Совесть их заела, что столько детей из-за своей экономии загубили, — сказала тетя Даша сурово.
— Эка ты брякнула, дуреха! — принялся страмотить ее дядя Митя. — Со-о-весть! Откудова у них совесть-то, у начальников? Тоже мне, выдумала — совесть… Просто испугались, что родители их растерзают за детишек, сами решили руки на себя наложить.
— Это ж вроде в Клеменове было, Даша? — допытывалась бабушка деловито. — В детсаду ихнем совхозном? Или в поселке «Вождя пролетарьята»?
— Кажись, там, — отвечала тетя Даша неопределенно.
В разговор вступал тети Раин дядя Витя, заговорил своим глуховатым, жеванным голосом:
— Я вот слыхал, случай был в колхозе одном. Пьяный свинарь пошел свиней кормить, да и свалился там, в загоне свином. А крыс там было в свинарнике — видимо-невидимо! Так утром хватились того свинаря, ин нет его. Крысы пьяного сожрали.
— Так это не крысы, это свиньи его сожрали, — принимался уверять всех дядя Митя, муж тети Даши. — Свиньи — они все сожрут, им только дай, они и живого человека схарчат! К ним трезвые заходить боятся, а ты говоришь — пьяный…
Тут подходил неспешно дядя Миша, сидевший до того на приступочке своего дома. Прикуривал у дяди Мити, явно что-то припасая для наших ушей.
— Да, такие вот дела, — начинал дядя Миша издалека. — А тут мне еще рассказали…
— Мильтошки твои разлюбезные? — подмигивал дядя Митя.
— Да, ходил пивка к ним попить, — нехотя соглашался дядя Миша.
— Пивом-то Китай (п)опу полоскает, — ухмылялся дядя Митя.
— Дак они ж на работе, им «зеленого» нельзя, — отвечал дядя Миша степенно. |