— Я люблю тебя, — сказал тихо, почти прошептал. — Теперь я точно тебя люблю. Ты будешь изменять мне там, в Берлине?
— Нет, не буду, — она ответила просто и ясно, как всегда отвечала на все вопросы.
Он приподнялся на локте. Взглянул ей в лицо.
— Не буду, — она не отвела взгляда. — А зачем?
— И будешь ждать?
Она улыбнулась.
— Зачем ждать? Я пойду и выпишу приказ, и снова приеду туда, где будешь ты. Я сделаю это быстро. Я конечно же не буду обращаться к адъютантам, с ними одна волокита, я отдам приказ Марте, а она передаст его рейхсфюреру при удобном случае, за завтраком, например. Она же раньше была у него секретарем и продолжает исполнять обязанности, но не для всех, конечно. Можно сказать, только для меня. Но буду ждать, — она обняла его за плечи, — буду ждать каждый день, когда подпишут, когда приеду, когда увидимся.
— Ты очень красивая, — он опустил голову, целуя ее грудь, — ты сумасшедше красивая, верно.
Она с улыбкой гладила его волосы.
— А сколько времени?
Он поднял голову. Глаза потемнели от чувств, которые обуревали его.
— Не волнуйся. Доктор Виланд не только еще не подготовил наркоз, он вообще еще видит десятый сон. Он любит поспать, наш доктор Виланд.
Вдруг за стеной совершенно ясно послышалось:
— Да, группенфюрер, слушаю, группенфюрер…
Маренн подняла голову, откинула длинные, спутанные волосы.
— Группенфюрер?
— Там Шлетт. Там Шлетт, и этого достаточно.
— Будет исполнено, группенфюрер. Непременно, группенфюрер. Завтра же.
4
— Прохорова, ты что, не понимаешь, что патроны беречь надо? А ты куда палишь? Ты снайпер или кто?
— Что-то ты разошелся, Степан Валерьяныч, — спрыгнув с машины, Наталья окликнула знакомого командира роты. — Кого разносишь по кочкам?
— О, Наталья Григорьевна, давненько не виделись. От генерала к нам?
Высокий, скуластый, с неизменным биноклем на груди, капитан Иванцов вразвалку подошел к ней, протягивая вперед длинную, с коричневой кистью, руку.
— Здравия желаем, Наталья Григорьевна, — всю мрачность точно развеяло, капитан заулыбался.
— Здравствуй, Степан Валерьяныч, — Наталья пожала его руку. — Что, поранили?
Она заметила, что вторая рука у капитана перевязана.
— Да так, царапнуло, — отмахнулся он. — Тут свои похлеще немца доведут, пожалуй. Вот ты посмотри на нее, — он показал на невысокую девушку, которая стояла навытяжку, опустив руки и грустно склонив голову.
— Это снайпер называется. Чему ее только учили в школе? Сейчас для снайперов самая работа, к обороне перешли. А она все мажет и мажет.
— Так у тебя ж другая снайперша была? — Наталья удивилась. — Комиссовали, что ли?
— Ну да, Федулова. Да куда ее комиссовать? — он махнул рукой. — Била исправно, ни одного промаха, интуиция, глаз-алмаз. Поранили ее. Так что в госпиталь отправили. А вместо нее кого прислали? Одно название — снайпер. Горе луковое. Руки тонкие, дрожат, вся издергалась. Никакой внимательности, выдержки, психует, и все тут.
Наталья подошла к девушке. Та испуганно взглянула на нее. «Глаза хорошие, умные, добрые», — сразу мелькнула мысль.
— Как фамилия? — спросила как можно мягче.
— Боец Прохорова, товарищ лейтенант, — ответила та тоненько, того гляди, заплачет. |