- Надо же! - Неклясов заинтересованно взглянул на Анцыферова. - Что же измождает?

 - Любовь, Вовчик, только любовь может довести человека до такого состояния. Или же стремление к любви, что еще более накладно, еще более изнурительно и тягостно.

 - Говори, Леонард, говори, - произнес Неклясов. - Внимательно слушаю.

 - Значит так, Вовчик... Женщины там необыкновенно маленького роста, тайки называются...

 Национальность у них такая, не потому что они все Таисии, а по национальности. И красоты неописуемой. А страсть у них любовная, как у... Ну, как тебе сказать...

 - Как у пэтэушниц, - подсказал Неклясов.

 - Да, наверно. И все там поставлено так, что нет никаких сил сохранить хотя бы один доллар на обратную дорогу. Есть там у них три вида массажа... Предлагают на выбор любой...

 - А если я захочу все три сразу?

 - Вряд ли получится, потому что тайки будут вокруг тебя суетиться и друг дружке мешать.

 - Вот и хорошо! - воскликнул Неклясов. - Тем больше у них будет азарта.

 - Не думай об этом, Вовчик, азарта у них и без того достаточно. Хватило бы этого азарта у тебя! Так вот, три вида массажа... Самый невинный первый... Ты спишь, а она тебя массирует, все тело твое массирует тоненькими своими, нежными пальчиками, полными любви и страсти.

 - А я сплю? - недоверчиво спросил Неклясов.

 - Да. А ты спишь.

 - А ты бы заснул?

 - Там кто угодно заснет, потому что касания ихних пальчиков приходятся как раз на самые чувствительные твои точки тела, на самые трепетные...

 - А если я ее трахну?

 - Нет проблем, но тогда это будет уже второй вид массажа.

 - А третий?

 - Когда ты будешь заниматься только этим... Поскольку европейские тела большие, а тайки маленькие, то одно тело обычно обслуживают несколько таек...

 - Надо же, - Неклясов был явно озадачен бесконечностью проявлений жизни на земле, разнообразием нравов и обычаев. - И, это... Вое красавицы?

 - Других не берут, - твердо ответил Анцыферов. - Другие у них на кухне работают.

 - Правильно, - одобрил Неклясов. - Разумно... А это... Как насчет цены?

 - Вовчик! - воскликнул Анцыферов. - Копейки! Пятьдесят долларов - и ночь твоя.

 - А напитки? За мой счет?

 - Они не пьют! Вовчик! Что ты говоришь? Им же нужно форму соблюдать. Выдержать всю ночь - это тебе не фунт изюма.

 - Вообще-то да, - согласился Неклясов. - Надо ехать, - проговорил он с каким-то затуманенным взором, - Надо ехать. - И с тем же выражением лица, с теми же затуманенными экзотической любовью глазами он взял Анцыферова за галстук, притянул к себе и широко улыбнулся белоснежной своей улыбкой. И тут же глаза его сразу стали другими. Затуманенность в них осталась, но это было уже нечто другое, - это была уже поволока не совсем здорового человека, и Анцыферов с ужасом это понял. - Скажи, Леонард, ты же в прокуратуре работал?

 - Работал, - Анцыферов сделал попытку освободиться, но Неклясов еще цепче ухватился за галстук.

 - Ты же знаешь всякие секреты? Да? До того, как тебя посадили за мздоимство, пользовался всякими благами?

 - Вовчик! - Анцыферов очень не любил, когда ему напоминали о работе в прокуратуре, о его бывшей должности. Он вдруг ощутил острую уязвленность, униженность - пройдоха и вор держит его за галстук, притянув к себе и сдавив горло, а он вынужден в таком положении с ним разговаривать... Анцыферов резко дернулся, распрямился, но Неклясов, тоже уловивший перемену в его настроении, отпустил галстук, и Анцыферов с трудом удержался, чтобы не опрокинуться навзничь.