— Какой адвокат?

 — Сейчас скажу. — Опер достал маленький замусоленный блокнотик, долго, яростно листал его и наконец нашел нужную запись. — Вот он... Огородников его фамилия. Илья Ильич Огородников.

 — Да? — негромко спросил Пафнутьев.

 И больше ни звука не произнес. Опять навис над столом, поставив локти на полированную поверхность и подняв плечи так, что они оказались на уровне ушей.

 — Да? — повторил он через некоторое время. И опять замолчал, глядя в стол. — Надо же, — закончил он свои размышления и весело посмотрел на опера. — И Сысцову звонил Огородников... Чьи-то там интересы представлял.

 — Адвокат. — Опер развел руками. — Что с него взять?

 — Возьмем, — механически пробормотал Пафнутьев и, пошарив глазами по телефонному списку, который лежал на его столе, быстро набрал номер. Ожидая, пока кто-то на другом конце провода возьмет трубку, он заговорщицки подмигнул оперу. Дескать, сейчас мы во всем разберемся. — Алло! Здравствуйте! — громко и радостно произнес Пафнутьев. — Это вечерка?

 — Ну? — выжидающе ответил девичий голос.

 — Ой, как здорово, что я к вам попал!

 — Что вам нужно, гражданин? — Девушка не желала проникнуться хорошим настроением Пафнутьева.

 — Дело вот в чем... Мне нужно дать в вашей газете объявление. Хочу дом продать... К кому обратиться?

 — Отдел рекламы.

 — А телефон? Если это вас не затруднит, если, конечно, это можно... Телефон начальника рекламного отдела. Кстати, как его зовут?

 — Григорий Антонович.

 — А фамилия?

 — Мольский.

 — Вы и телефон можете дать? — Пафнутьев взял ручку и на откидном календаре записал несколько цифр. — Скажите, девушка, а когда я могу... — Но из трубки уже неслись короткие гудки, и Пафнутьев огорчено положил трубку. — Спасибо и на том, милая девушка... Чтоб ты никогда не встретила на своем пути туалета дешевле трех тысяч рублей! Правильно я сказал? — обратился Пафнутьев к оперу.

 — Я в ей вообще... — пробормотал тот, и Пафнутьев понял, что кара опера была бы куда суровее. Пренебрежения, даже телефонного, он, похоже, не склонен был прощать.

 В этот момент открылась дверь и на пороге возник Андрей. Лицо его было непроницаемо, но где-то в глубине глаз сияло торжество. И Пафнутьев не увидел ничего, кроме этого тихого торжества. Андрей молча подошел к столу и положил перед Пафнутьевым уже не двенадцать папок с личными делами, а только одну.

 На серой рыхловатой обложке фиолетовыми чернилами старательной рукой военкоматовской секретарши были выведены фамилия, имя, отчество бывшего афганца.... Гостюхин Николай Васильевич.

 Положив ладони на личное дело, Пафнутьев посидел так некоторое время, поднял глаза на Андрея.

 — Одному продавцу показывал?

 — Всем. Их там около десятка.

 — И все дружно ткнули пальцем в этого человека?

 — Нет, Павел Николаевич. Не дружно. Порознь.

 — Но все?

 — Нет. Не все его видели. Но пятеро ткнули. Это он, Павел Николаевич.

 — Что же с ним делать-то? — растерянно спросил Пафнутьев. — Как же дальше с ним быть?

 — Брать, — улыбнулся Андрей.

 — Отслеживать связи не будем?

 — Нет смысла.