Андрей молчал. Слова Пафнутьева не требовали ответа, да и понимал он — сам с собой разговаривает начальник.

 — Что дальше, Павел Николаевич? — спросил Андрей. — Надо же когда-то одного выбрать...

 — А что тут думать... Бери эти папки и топай к девочкам в магазин. Покажи фотки... Они же его видели. Да и мальчик у нас в запасе, у нас же мальчик есть. Хотя он может и не узнать... Здесь стриженые солдатики, а он видел заросшего по плечи матерого бандюгу...

 — Да что-то не похож он на матерого, — проговорил Андрей.

 — Вспомни ванну, наполненную кишками, печенью и всем добром, которое в человеке только можно найти... Эта девушка, между прочим, не столько его самого узнала, сколько его рубашку — стирала она ему эту рубашку, Андрей!

 — С перепугу, Павел Николаевич... Так мне кажется.

 — Ладно, дуй в магазин. Жду тебя через час.

 Пришел опер и доложил, что в местных газетах не было объявления о продаже Суровцевыми дома. Ни в одной из десятка газет объявление не обнаружилось.

 — Подожди, подожди! — забеспокоился Пафнутьев, — У меня же квитанция о том, что за объявление уплачены деньги. И сумма указана, и дата, и подпись... Тебе не нужно было перелистывать все подшивки газет, в квитанции и газета названа... Вечерка. И подпись завотделом рекламы... Мол... — начал было читать Пафнутьев, но дальше шли неразборчивые буквы, заканчивающиеся путаным росчерком. — Мол... Нет, не могу. Но то, что фамилия этого зава начинается с буквы М, это точно.

 — Не было объявления, — угрюмо повторил опер. — Ни в вечерке, ни в других газетах.

 — Как же тогда нашелся покупатель?

 — А он может и без газеты найтись... Знакомый, родственник, сосед... Мало ли... — Опер передернул сильными плечами и отвернулся к окну, словно разговор ему уже наскучил.

 — Зачем же тогда давать объявление? Зачем платить лишние деньги? Зачем нестись в редакцию на двух видах транспорта... Вся эта суета — зачем?

 — Мало ли в жизни лишней суеты, — заметил опер, и с ним трудно было не согласиться.

 — Так, — раздумчиво проговорил Пафнутьев, тяжело нависая над столом. — Объявление оплачено, в газете не помещено, а дом продан. Интересно получается, очень даже интересно. — Пафнутьев продолжал бормотать про себя одни и те же слова, но мысль его в это время совершала самые отчаянные повороты, виражи и петли, то запутываясь окончательно, то вырываясь на свободный простор полного недоумения. — Но ведь это... — Пафнутьев поднял глаза на опера и опять замер в неподвижности. — Продать дом — это не такое простое дело, а?

 — А что нынче просто, Павел Николаевич? — вздохнул опер. — В туалет сходить — три тысячи плати. Если еще успеешь найти этот туалет... В трусах мокро, а три тысячи отдай! — воскликнул он с гневом. Пафнутьев понял, что тот делится пережитым.

 — Я не об этом... Чтобы продать дом, нужно этому делу посвятить месяц жизни, а? Справки, нотариусы, доверенности, расписки, заключения бюро технической инвентаризации, милиции, домоуправления... Кто-то всем этим должен заниматься, а? А со стороны покупателя — своя суета, а?

 — Сами и занимаются. Деньги экономят.

 — Ни фига! — Пафнутьев медленно и раздумчиво поводил указательным пальцем в сторону. — Если хозяин обратился в газету, то он должен обратиться и к адвокату, а?

 — Обратился.