— Я вот только сейчас подумал, — сказал Сысцов, поднимаясь, — с крышей-то оно спокойнее, а, Павел Николаевич?

 — В понятие крыши входит и возможность ее уничтожения. В понятие крыши входит и возможность ее замены на другую, — жестковато произнес Пафнутьев и тоже поднялся. — В понятие крыши входит и то, что иногда она превращается в свою противоположность. Поэтому происшедшее неприятно, но... Так обычно и бывает.

 — Может быть, может быть... Но в мою бытность первым все было куда надежнее, а, Павел Николаевич. — Сысцов улыбнулся, показав отлично сделанные зубы из белого фарфора. Поскольку зубов было много и все они ослепительно сверкали, то широкая улыбка Сысцова оказалась похожей на оскал, дружеский, не очень опасный, но все-таки оскал. — В мое время мы бы с такой бандой в сутки разобрались, а, Павел Николаевич?

 — Кто же вам мешал оставаться первым? — наивно спросил Пафнутьев. — Напрасно вы покинули свой кабинет, Иван Иванович. Кстати, кто в нем сейчас сидит?

 — Шелупонь! — резко ответил Сысцов.

 — Мне кажется, что напрасно вы подпустили шелупонь к власти, ох напрасно. Вся шелупонь сидит не только в вашем кабинете, она заняла кабинеты и повыше... Напрасно.

 — Против исторического процесса не попрешь, Павел Николаевич! — воскликнул Сысцов уже из прихожей.

 — Почему? — удивился Пафнутьев. — Я же иду против исторического процесса. И ничего.

 — Против какого процесса вы идете?

 — Я имею в виду криминализацию всей страны, — простодушно улыбнулся Пафнутьев. — Новая власть плюс криминализация все страны. Это и есть наш нынешний капитализм.

 — С вами опасно разговаривать, Павел Николаевич.

 — Но так было всегда.

 — Признаю, я вас недооценил в свое время... — Сысцов развел руки в стороны, как бы признавая свою оплошность.

 — А если бы оценили по достоинству?

 — Павел Николаевич, вы не пожелали быть в моей команде, я предлагал.

 — Ну что ж, справедливость восторжествовала — теперь мы с вами в одной команде. Надеюсь.

 — Я тоже на это надеюсь, Павел Николаевич. Не подведите меня, не засветите перед новыми ребятами. Это единственное, о чем прошу. А вся информация, которая у меня окажется... Она будет у вас на столе в тот же день. Это я обещаю.

 — Заметано. — И Пафнутьев крепко пожал сухую, но сильную еще ладонь Сысцова. — Да! — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — А как же нам быть с глазом? Заберете с собой? Оставите?

 — Он вам нужен?

 — Отдам на экспертизу... Вдруг чего-то обнаружится.

 — С одним условием... Вы не скажете, откуда он у вас, — сказал Сысцов и тут же смешался. — Простите, уж больно каким-то перепуганным я кажусь, наверное?

 — С кем не бывает, — великодушно махнул рукой Пафнутьев. — Скажу, что нашел. Вы, Иван Иванович, потеряли, а я нашел. Годится?

 — Сойдет. — И Сысцов вышел за дверь.

 Подойдя к окну, Пафнутьев полюбопытствовал — куда же пойдет нарядный гость в такой дождь.