Она стала доброй, любезной, преданной, предупредительной, страстной и, что удивительно, верной как пудель — она до такой степени была одержима страстью, что не могла провести в разлуке с мужем ни дня, ни ночи.
Арест мужа преисполнил ее гнева и боли. Как вырвать мужа из рук несговорчивых братьев Белье, которые, казалось, решили довести дело до конца? Вынужденная действовать в сложившихся обстоятельствах и не имея возможности выбирать средства, она сделала что смогла. Мари сумела воспользоваться теми минутами, когда фермеры оставили ее наедине с Малышом Этреши и Нанеттой, и отправила их предупредить бандитов. Она не сомневалась, что вовремя извещенные разбойники предпримут самые энергичные действия, чтобы вызволить пленников и особенно казну, поэтому, наставляя детей, она постаралась как можно яснее сказать о деньгах. Дружба дружбой, но напоминание о звонкой монете должно было увеличить шансы на спасение. Сама она никак не могла предупредить сообщников — крестьяне ее ни за что не отпустили бы.
Один за другим на ферму возвращались работники, Мари чувствовала, что за ней пристально наблюдают, у ворот на привязи сидела пастушья собака, словом, о побеге думать не приходилось.
Итак, спасение, во-первых, Рыжего из Оно и, во-вторых, Кузена с чемоданом целиком зависело от сообразительности и верности Малыша Этреши и Нанетты. Разбойница, зная, как дети не любили все, что имело отношение к банде, опасалась, что им нельзя полностью доверять. Она постаралась запугать детей страшными угрозами и Жаком из Питивье, но даже ужас, внушаемый этим бандитом, не успокаивал ее. Услышав, как с фермы галопом умчался всадник, она подумала:
— Они послали за подкреплением! Трудновато будет свернуть шею этому крестьянину! Бедненький мой Рыжий! Если бы я могла быть с тобой!
Через полчаса в воротах показалась повозка — из Питивье возвращалась жена Белье, красивая молодая женщина лет тридцати. Рядом с ней на скамье стояли две большие корзины. Было около пяти часов дня, ничего нового по-прежнему не происходило.
Вдруг разбойнице послышались глухие отрывистые звуки и отдаленный звон колокола. Это был набат. Больше не оставалось никаких сомнений — во всей округе подняли тревогу, и поджигателям придется иметь дело с целой толпой крестьян. Что же делать? Теперь разбойники не решатся напасть на ферму.
Вскоре опасения подтвердились. Дылда Мари услышала мерный шум шагов, словно приближался целый отряд. Раздалась краткая команда, затем звон металла:
— Оружие… к ноге!
На ферму из деревни и города прибыло около двадцати национальных гвардейцев в сопровождении зятя Этьена Белье, муниципального чиновника, гражданина Пуасона.
Гвардейцы остановились на ферме, выставили часовых, зарядили ружья и примкнули штыки. Во дворе соорудили защитные укрепления, двери забаррикадировали и стали ждать.
Фермер гостеприимно встречал гарнизон. Из погреба появилась целая кварта вина, на плите жарились яичницы невероятных размеров, пастух резал барана, сосиски градом сыпались на горячую решетку. Солдаты беседовали и чокались, выпивая для поднятия духа.
Кузен и Рыжий из Оно, находившиеся под непрерывным наблюдением, прикидывались бедными овечками, а про себя обдумывали планы кровавой мести, в случае если удастся вырваться на свободу.
Из хозяйского дома прислали за мнимым ветеринаром и позвали ужинать. Дылда Мари, оставшись одна взаперти, скрежетала зубами, рычала и рвала на себе волосы.
— Черт побери, — проклинала она все на свете, — клянусь, я больше никогда не отправлюсь в дорогу без кремня и кресала. С каким восторгом я подожгла бы этот сарай, а теперь, видно, самой придется поджариться, как свинье. Бедный, несчастный мой Рыжий! Может быть, проклятые сопляки не добрались ни в Боле, ни в Анорвиль… А если добрались, то почему же наши медлят?.. Неужели эти подлецы бросили товарищей?. |