Без сомнения, это был бедняк, но не попрошайка, поскольку при нем не было сумы. Да и голову он держал прямо, как человек, ничуть не стыдящийся нищеты и даже в бедности преисполненный достоинства. В его голубых глазах, глядящих из-под сморщенных век, светилась гордость. Уверенный взгляд их был открыто устремлен на все, что ему встречалось, будь то человек или предмет. Лицо старика, скрытое до половины трехнедельной бородой и морщинистое как печеное яблоко, не было лишено некоторого благородства, несмотря на покрывавший его густой загар.

Даже немного сутулясь, он выглядел великаном, и в его теле угадывалась сила, сохранившаяся, несмотря на лишения и годы. На вид ему вполне можно было дать около семидесяти лет.

Направлялся путник на север по дороге, шедшей среди густых лесов из Алена к Орлеану, через Ла-Круа-Брике и Серкот. Добравшись до Пупюи, он остановился, огляделся вокруг, заметил дорогу, еще более мрачную, чем та, по которой он только что брел, взглянул направо и вдруг увидел деревенские дома, стоявшие на краю пастбища.

Поскольку он не был полностью уверен в том, что находится на правильном пути, то остановился возле кузницы, где один из кузнецов подковывал фермеру лошадь.

Кузнец, думая, что незнакомец собирается попросить милостыню, заранее предупредил его отказом, порядком устав от попрошаек, ставших с некоторых пор бичом этой местности.

— Проходите, мил человек! Не останавливайтесь!

Старик внезапно распрямился, словно его смертельно оскорбили.

Он бросил на озадаченного кузнеца сверкающий как молния взгляд и возразил властно и резко:

— Разве я просил у тебя милостыни, гражданин кузнец?

— Но, гражданин путешественник… Что вы желаете?

— Я желаю задать несколько вопросов!

— Ладно, ага! Спрашивайте.

— Я действительно нахожусь в Пупюи?

— Да, гражданин, а я вот здешний кузнец.

— Никола Фуссе все еще здравствует?

— Хозяин Фуссе из Мийуарда, — поправил кузнец, намеренно делая упор на слово «хозяин», чтобы показать старику, что, называя фермера просто «Никола Фуссе», тот совершает большую ошибку. — Конечно же здравствует. И нисколько не собирается умирать. Вот и его младшенький, хозяин Бернар Фуссе, не даст соврать, что пока что не готов стать наследником.

— Это ты Бернар Фуссе? — спросил старик, бесцеремонно обращаясь к человеку, чью лошадь подковывал кузнец.

— Да, гражданин, — ответил ему красивый высокий юноша лет двадцати шести.

— Мне немедленно надо поговорить с твоим отцом, для этого я и иду в Мийуард.

— Если вы немного подождете, я подвезу вас на своей двуколке.

— Спасибо, мой мальчик, — сказал старик, — я спешу. Я буду там раньше тебя.

При этих словах он повернулся на сбитых каблуках своих рваных туфель, махнул рукой уверенно и высокомерно и направился к деревне.

— Странный все же бедняк! — заметил кузнец, проворно вбивая гвозди в подкову, в то время как заинтригованный Бернар думал: «Где же я мог видеть это лицо?»

Добравшись до последних домов Пупюи, старик оставил справа дорогу, ведущую в Оржер через Люмо и Луани, и, как человек, хорошо знающий местность, свернул влево и подошел к Мийуарду.

Ни минуты не колеблясь, он направился к ферме Фуссе и решительно вошел во двор. Собаки, учуяв незнакомого, устроили адский гвалт и угрожающе набросились на него, показывая клыки.