Но бандиты постарались принять все меры предосторожности, чтобы остаться неузнанными, так что обитатели фермы, напуганные еще и внезапностью вторжения, не могли сообщить никаких важных сведений. Судья, таким образом, оказался в затруднительном положении, не имея возможности что-либо прояснить.

Вид трупа, лежавшего на перине, вызвал у него, привычного ко всему, удивленный возглас. Он заметил в левой руке бумагу, вынул ее, прочитал первую строчку и, несмотря на неограниченную власть и данное ему званием магистрата и судебного следователя право ознакомиться с ней, положил в портфель, едва завидев пометку «конфиденциально».

Затем спросил у Бернара, не желая беспокоить старшего Фуссе:

— Вам знаком этот человек?

— Гражданин Фужерон, я все расскажу вам, — ответил молодой человек, — только вам, и больше никому.

— Говорите, друг мой, — обратился к нему судья, как только свидетели и секретарь покинули помещение.

— Это наш хозяин… виконт де Монвиль!

— Не может быть! — воскликнул пораженный судья.

Тогда Бернар Фуссе рассказал ему, не упуская ни единой детали, о странном появлении виконта под видом попрошайки, о его бедности, о том, что тот пережил в эмиграции, о необычайной радости, которую вызвал у него теплый прием, оказанный ему папашей Фуссе — его старинным другом и арендатором.

— А мы, гражданин Фужерон, — плача, продолжал молодой человек, — мы были так счастливы, что можем в одно мгновенье спасти его от этой беспросветной нищеты, вернуть ему богатство…

— Каким образом, мой дорогой Бернар?

— Отправляясь в эмиграцию, господин виконт доверил моему отцу сто пятнадцать тысяч ливров золотом, все свое богатство, и мы собирались вернуть ему оставленные на хранение деньги, ответственность за которые тяготила нас.

Судья молча пожал фермеру руку и затем прошептал, растроганный преданностью и порядочностью крестьян:

— Отважные, честные люди!

— Золото в сундучке, спрятанном под этим столбом, и мой отец вместе с хозяином проверили его содержимое за несколько часов до преступления. Вот здесь, под этой плитой… Я открыл вам этот секрет, господин Фужерон, ведь вы — сама честность. Передайте деньги его наследникам, коли с нами случится несчастье…

Это признание было прервано громким стуком копыт. Дюжина национальных гвардейцев на ретивых низкорослых лошадках галопом въехала во двор. Они сопровождали трех человек: судью из Базош-ле-Гальранда, его сына, капитана Леона, уже оправившегося от ранения, и скотника Балю, который показывал им дорогу.

Оба судьи были знакомы с давних пор и испытывали друг к другу глубочайшее уважение.

Обменявшись энергичным рукопожатием и приветственными словами, в которых чувствовалась искренняя симпатия, Фужерон и его коллега приблизились к трупу. Фужерон сказал:

— Знаете ли вы этого человека?

Бувар тут же ответил:

— Это старый виконт де Монвиль! Боже мой, какое несчастье!

— Теперь, когда нет сомнений по поводу его личности, извольте прочитать эту бумагу, адресованную вам лично.

— Нет, только после вас.

— Я прошу вас.

Уступив настойчивым просьбам коллеги, Бувар развернул бумагу, исписанную кровавыми буквами, и, прочитав ее, был сильно взволнован.

— Это ужасно! — дрожащим голосом произнес он. — Лучше посмотрите сами, дорогой Фужерон, затронута честь одной семьи…

— Есть ли в этом необходимость?

— Безусловно.

Судья из Оржера прочитал письмо и был, пожалуй, еще более потрясен, чем его коллега. Он перечитывал его, долго размышлял и добавил:

— Честь не только одной семьи, как вы говорите, дорогой гражданин Бувар, а пяти или даже шести, и самых уважаемых семей из Шартра и окрестностей…

В этой тайне в некотором роде заключается вопрос жизни и смерти для двадцати невинных, которых будут обливать грязью, если вдруг станет известно…

Фэнфэн… незаконнорожденный сын этой благородной женщины.