Положение было ужасным. Со двора, не утихая ни на минуту, доносилась бешеная пальба, слышались дикие крики и жуткие проклятия, а на севере небо утонуло в кровавых отсветах пожаров.

Сохраняя хладнокровие, молодой человек подошел к зеркалу, висевшему над камином в маленькой гостиной, и изо всех сил нажал на выступ резьбы, покрывавшей позолоченную раму. Раздался щелчок, зеркало отодвинулось и открыло отверстие в стене, откуда потянуло тяжелым, застоявшимся воздухом.

— Быстрее! Это потайной ход… В подземелье есть запасы еды, можно зажечь факелы. Там вы будете в безопасности! Валентина, вы знаете, как действует механизм… Любимая, скорее, идите же! Я пришлю Жако и остальных, они прикроют ваше отступление.

— А вы, Жан?!

— Не думайте обо мне! Я попытаюсь привести помощь… Я сумею выбраться отсюда. Простите, но я вынужден приказывать — от того, насколько быстро вы будете повиноваться, зависит жизнь ваших близких!

— Я подчиняюсь, Жан! Идите туда, куда зовет вас долг, но помните, я жду вас! — ответила девушка, взгляд которой выражал всю глубину ее чувств.

Внизу ставни сотрясались от мощных ударов — бандиты пытались прорваться внутрь.

— Торопитесь! — крикнул Жан, в то время как охваченная безумием графиня изо всех сил сопротивлялась и не желала спускаться в потайной ход. Молодой человек, держа в каждой руке по пистолету, ринулся на первый этаж, где уже трещали и ломались двери. Питуа вот-вот должен был пасть под натиском нападавших.

— Этьен, Жако, Герен, ко мне! Сюда! — громовым голосом крикнул юноша. — Огонь! Стреляйте из всех ружей! Не цельтесь!

В тот момент, когда в оконных проемах показались черные фигуры, дружно грянуло десять выстрелов. Поднялась завеса горького удушливого дыма, раздались стоны и проклятия. Разбойники, полагавшие, что сопротивление уже сломлено, в испуге отступили. Наступило короткое затишье. Так иногда посреди жаркого боя вдруг повисает гробовая тишина.

— Этьен и Герен, быстрей! В гостиную! Как угодно, хоть силой, заставьте графиню спуститься в убежище. Жако, отправляйся с ними! Пойдешь последним и запрешь дверь.

— А вы, господин Жан?

— Постараюсь прорваться наружу и спуститься в долину. Иди же, ты отвечаешь за все! Я надеюсь на тебя. Погаси свет.

Слуги поднялись наверх, и Жан остался в одиночестве. Наступившая тишина насторожила разбойников, и, опасаясь попасть в засаду, они приближались, соблюдая множество предосторожностей. Фэнфэн хорошо представлял себе мощность укреплений, защищавших двери, и бандиты даже не пытались атаковать в том направлении. Жан спокойно разобрал баррикаду перед главным входом, приоткрыл тяжелую створку и, тихо выскользнув наружу, захлопнул ее за собой. Юноша гордо стоял во весь свой гигантский рост, освещенный дрожащими отблесками, падавшими из окон замка на стоявшие вокруг деревья, серые стены и толпу оборванцев. Дерзость человека, осмелившегося в одиночку бросить вызов толпе, презрение к смерти, которая в любую минуту могла оборвать его жизнь, ошеломила поджигателей. Вдруг, прервав всеобщее оцепенение, Жан де Монвиль поднял оба пистолета, в каждом из которых было по два заряда, и выстрелил, уложив на месте двух головорезов. Как яростный бык, сметающий на своем пути все преграды, молодой человек бросился вперед сквозь толпу. Фэнфэн, стоя на верху лестницы, ударами топора крушил ставни. Увидев Жана, прорывавшегося сквозь ряды разбойников, он взревел:

— Тысяча чертей, стреляйте! Не дайте ему уйти!

Жан вновь встретил нападавших выстрелами. Теперь в пистолетах больше не оставалось ни одного заряда. В грудь юноши уперлось ружье, но в тот момент, когда должен был грянуть выстрел, Жан схватил ствол голыми руками и отвел в сторону. Пуля просвистела мимо и лишь опалила волосы.