— Похоже, это не новичок, — вполголоса произнес сержант, — думаю, он нам подойдет.

— Я взялся служить вашим проводником, — заметил Жан, — и прошу разрешения ехать впереди.

— Как вам будет угодно, гражданин, — отвечал командир. Гусары, бесцеремонно, но в то же время добродушно наблюдавшие, как их новый товарищ усмиряет коня, одобрительно перешептывались. Еще не остыв от бешеной скачки, першерон тряхнул черной гривой и, испуганный пляшущими вокруг тенями, сделал несколько резких скачков, стараясь сбросить всадника. Вскоре, однако, ему пришлось успокоиться и подчиниться Жану де Монвилю, который совершенно не собирался тратить драгоценное время на то, чтобы демонстрировать свое умение сидеть в седле. Проскакав рысью по улицам Базоша, отряд перешел на галоп и во весь опор понесся на север, к лесу Ла-Мюэт, расположенному в трех лье от города. Пробило полночь. У гусар были великолепные лошади, способные мчаться как ветер. Двадцать минут спустя отряд оставил позади деревушку Акбуй, где бандиты когда-то напали на почтовый дилижанс. Еще через двадцать минут гусары были в Жиронвиле, откуда в то время начинались огромные леса, о которых местные жители говорили с ужасом.

Мчась на тридцать метров впереди отряда, Жан де Монвиль с трудом сдерживал грызущего удила першерона, за которым с трудом могли угнаться другие лошади. Управляемый опытным наездником, конь перелетал через ухабы и рытвины с уверенностью, изумлявшей гусар, время от времени одобрительно кричавших при особенно удачном прыжке.

— Черт, как он мчится! — кивнул сержант юному гусару, на боку у которого на блестящем ремне висела сабля, полученная в награду за подвиги.

— Он, похоже, из бывших, но солдат что надо.

Добравшись до леса, отряд спешился. Гусары прислушивались. Каждый с тревогой думал об одном:

— Успеем ли мы вовремя?

Издали доносились одиночные, приглушенные расстоянием выстрелы.

— Вперед, — скомандовал сержант, — они еще держатся. Не все потеряно! Солдаты, осмотрите ружья — на месте ли запалы и кремни, проверьте сабли в ножнах. Гражданин Монвиль, ведите нас!

Гусары взяли под уздцы лошадей и двинулись за Жаном де Монвилем, который уверенно направился к поляне, откуда слышалась перестрелка.

Положение гусар и жандармов, попавших в западню, из трудного превратилось в безвыходное. Удерживаемые на месте прекрасно вооруженным врагом, втрое превосходившим численностью и скрывавшимся в густых зарослях, гусары видели, как падают вокруг товарищи, и предчувствовали скорый конец. Минута, когда отчаянное сопротивление солдат будет сломлено, неумолимо приближалась, а они даже не могли собрать силы для решительного удара, который мог бы принести спасение. Приходилось стрелять наугад в невидимого врага и оставить мысль о стремительном прорыве из окружения, которое всегда представляется мужественному французскому воину лучшим выходом из положения.

Причины, вынуждавшие гвардейцев обороняться и не переходить в наступление, были очень просты. К оржерским бандитам нельзя было относиться как к обычному противнику, соблюдающему правила ведения военных действий и сохраняющему определенные понятия о чести и достоинстве. Тем, кто имел дело с лесными головорезами, не приходилось надеяться на снисхождение. Нужно было сразу готовиться к дикой, беспощадной борьбе. Ни милосердия к раненым, ни пощады пленникам! Любой, попав в руки бандитов, мог лишь благодарить судьбу, если быстрая смерть избавляла его от изощренных пыток, описания которых с ужасом передавались из уст в уста.

Гвардейцы не могли унести с собой раненых, равно как и бросить их на поле сражения, обрекая на мучительную смерть. Сержант Вассёр решил тянуть время — если впереди его отряд и ждала гибель, пока еще оставалась хоть какая-то надежда.