Петр Степанович включил телевизор. По пятому петербургскому каналу популярная телеведущая Жанна Балконова беседовала с одним из руководителей Городского управления внутренних дел.

— Николай Иванович, есть ли какие-нибудь новые факты по делу о гибели профессора Шереметьева?

— Я понимаю ваш вопрос, — заговорил мордастый полковник, профессионально пряча глаза, — гибель известного профессора обеспокоила общественность города, к нам обращались и родственники покойного. Пока новых фактов по этому делу не обнаружено, но следствие ведется…

— Простите, Николай Иванович, — перебила его журналистка, — по имеющимся у нас сведениям, свидетель, который сообщил о том, что профессор якобы часто приезжал в дом гражданки Сидоровой и отказался от своих показаний…

— Я понимаю ваши сомнения, — забубнил полковник, причем глаза его разбежались уже вообще в разные углы комнаты, — действительно, свидетель Хряпин частично опроверг свои ранее данные показания, но этот гражданин вообще не вызывает доверия у следствия, поскольку страдает хроническим алкоголизмом и неоднократно находился на принудительном лечении в лечебно-трудовом профилактории…

— Николай Иванович, — снова прервала полковника журналистка, — если этот свидетель не вызывал доверия, почему же первая версия событий опиралась исключительно на его показания? Ведь только с его слов известно, что профессор Шереметьев приехал в поселок Нелидовку за несколько часов до пожара. Может быть, этот пожар был результатом поджога и имел своей целью скрыть убийство профессора?

Полковник начал медленно, сползать под стол. Глаз его уже не было видно ни под каким углом. Однако молчать в прямом эфире никак нельзя, и он обиженно забубнил:

— Я понимаю озабоченность общественности проблемой преступности в городе и, в частности, следствием по делу о трагической гибели профессора Шереметьева, но у общественности нет никаких причин для беспокойства. Следствие продолжается, у нас появились новые факты, которые проливают свет на это трагическое происшествие…

— Какие факты? — сделала стойку журналистка.

— Ну, пока в интересах следствия я не вправе их разглашать, но как только появится такая возможность, обещаю вам, что вы узнаете самыми первыми…

— Ловлю вас на слове, — сказала ведущая, и тут же ее лицо на экране сменилось заставкой рекламного блока.

Пока на экране чистили зубы, жевали «Орбит», стирали блузки и писали в памперсы, Вахромеев находился в ступоре, потом опомнился, выключил телевизор, но еще долго сидел, тупо уставившись в темный экран. Его вывел из оцепенения вновь затрезвонивший телефон.

Как приговоренный к казни, Петр Степанович снял трубку и обреченно произнес:

— Вахромеев слушает.

— Петр Степанович, — промурлыкал прежний голос, — ну как, понравилась вам передача?

— Кто это говорит?! — рявкнул Вахмистр, оправдывая свое прозвище.

— Я думаю, вы догадываетесь, — мурлыкнула трубка. — Как вам кажется, заинтересуют их показания свидетеля, который видел профессора в день его трагической смерти вовсе не в поселке Нелидовка, а в городе, на улице Академика Ландау? Как вы думаете, не свяжут ли они его трагическую смерть с экспертизой, которую он должен был провести?

— Замолчите! — крикнул Вахромеев. — Кто вы? Откуда вы все это знаете?

— Кто я, вы знаете, — повторила женщина. Голос ее поскучнел. — А замолчать…

Вы пробовали заставить меня замолчать.