Она, поигрывая пистолетом, прохаживается по комнате, старясь не ступить в кровавые лужи. Крови натекло порядочно.

— Не знаю. Домой не вернусь, точно. Придумаю что-нибудь… Дом Муцуми сейчас пустует, поживу пока там. Если хочешь, можем жить там вместе. Когда ты окончательно сопьешься и умрешь, я тебя похороню.

— Спасибо.

— Да ладно, шутка… Давай-ка выбираться отсюда. Поговорим в машине.

Она нагибается над Такэо, и какой-то предмет перекочевывает из его кармана в ее. Потом еще один. Потом еще…

— Иди, заводи машину, — она бросает мне ключи.

— А ты что будешь делать?

Я двумя пальцами вытаскиваю связку ключей из мешанины крови и мозгов.

— У тебя осталось виски?

— Есть в машине бутылка. А что?

— Неси… Хотя… Сначала посмотри, есть ли там канистра с бензином. Если есть, лучше неси ее. — говорит она.

То, что собирается сделать Юрико, называется поджог. Бензина я не нахожу, приношу бутылку виски. Она объясняет, что на самом деле крепкие алкогольные напитки горят вовсе не так весело, как показывают в фильмах. Поэтому в первую очередь нужно как следует полить какую-нибудь мягкую мебель, но ни в коем случае не пол или шторы. Пол и шторы годятся только в том случае, если у тебя много бензина. Или керосина. Или какой-нибудь другой горючей жидкости. А так это напрасная трата времени, сил и виски.

— А лучше всего, — говорит она, поливая матрас и какие-то брошенные в кучу тряпки в шкафу, — самодельный напалм. Если есть такая штука, можно спалить все, что угодно. Или коктейль Молотова…

— Ты специалистка в этом деле.

— У всех свои достижения, — она пожимает плечами.

И я понимаю, что она дважды перешла тонкую линию, за которой человек становится либо психом, либо бодхисатвой. Вернее, перешла две разные линии. Первую — когда собиралась убить себя. Вторую — когда убила Муцуми.

Теперь альтернатива есть и у нее. О возможности выбора не хочется даже вспоминать.

Остатки виски достаются Такэо.

— Интересно, а зачем ему нужны были группы? Ну, те люди, которые ему не платили… Акихико, например, и другие, которых ты знала?

— Не знаю, — она достает зажигалку, — Мне кажется, что кое в чем Такэо был прав. Ответы порождают только новые вопросы. И, в конце концов, заводят в тупик… Тебе так хочется оказаться в тупике? Главное ты знаешь — плохой парень мертв. Почему он так поступал, что именно он делал — мы с тобой никогда не узнаем. Раз нет объяснения нашей судьбе, пусть не будет объяснения и для него. Он ведь не особенный, верно?

— В общем, да.

С минуту мы молчим, думая каждый о своем. Это — минута молчания. Это — прощание с тем, что навсегда останется тайной.

— Прощайте, придурки, — наконец произносит Юрико и чиркает зажигалкой.

Я выхожу на улицу, сажусь в субару и поворачиваю ключ в замке зажигания. Мне вовсе не хочется видеть, как кремируют покойников. Хватит с меня убийств, мозгов, крови, пожаров. От таких вещей быстро устаешь. Если ты не псих и не бодхисатва.

Из дома выходит Юрико. В крови и копоти, с пистолетом в руке, на фоне языков пламени. Очень живописно…

— Тебе надо умыться, — говорю я, когда она садится рядом, распространяя по салону запах гари.

— Поехали.

Пока я рулю по городу, она молча смотрит в окно и курит одну сигарету за другой.

— Чем ты думаешь заняться? — спрашивает Юрико, глядя на дорогу.

А действительно — чем? Будущее — это иллюзия. Так же, как и прошлое… А если вдуматься, то и так же, как настоящее.