Немногочисленные сотрудники Кнокса на удивление быстро договорились с держателями регистрационных книг. И в самом деле за последний месяц из Дублина в Лондон были отправлены три гроба. Их получателями оказались три различных похоронных агентства, которые весьма неохотно сообщили Пауэрскорту и Фицджеральду адреса последнего пристанища приезжих покойников. Генри Джозеф Маклалан, сорока четырех лет, был похоронен где-то здесь, среди этих ангелов.

Кладбище совсем заросло. Трава покрывала подножья могил, а гигантские плющи обвивали статуи. Над деревьями кружили вороны, громко протестуя против вторжения людей. Сквозь ветки деревьев можно было разглядеть почти скрытые от глаз могильные кресты. Другой участок был не таким большим, всего пара сотен душ ожидала здесь последнего трубного гласа.

Пауэрскорт пробирался среди могил, выискивая захоронение Маклалана. На нем были старые брюки и рыбацкий свитер, которые старший инспектор Тейт раздобыл ему в Брайтоне. Могила должна была быть новой и чистой, смена времен года еще не успела оставить на ней следов медленного увядания. Появился Джонни Фицджеральд, в своем таинственном одеянии Мерлина, с лопатой в руке и мешком с инструментами за плечами. После Брайтона он пребывал в приподнятом настроении и пил лишь самые лучшие вина, чтобы вознаградить себя за тот короткий период вынужденного воздержания.

— Как звали этого типа, Фрэнсис? — поинтересовался он.

— Маклалан. Генри Джозеф Маклалан. Земля еще не успела как следует осесть, так что вряд ли на могиле есть настоящее надгробие. Скорее — лишь небольшой крест или камень с указанием имени.

— Представляешь, как было бы здорово, — сказал Фицджеральд, разглядывая увядший букет, — если бы люди писали на могилах то, что они на самом деле думают о покойных.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Например: «Рады, что он наконец-то преставился», — пояснил Фицджеральд. — «Благодарим тебя, Господи, что ты прибрал к себе этого старого мерзавца». «Умер и забыт». «Господь дает и Господь забирает, и правильно делает, что не мешкает». «Пусть ее жизнь там, куда она ушла, будет такой же безрадостной, какой она сделала мою, здесь на земле» — что-то в этом роде.

— Какой же ты дурной человек, Джонни! — рассмеялся Пауэрскорт. — Смотри, они тебе отплатят тем же, все эти покойники. Возьмут да и нажалуются святому Петру, чтобы он тебя не пускал. И путь в рай будет тебе заказан, Джонни. Нелегкая доля.

Пауэрскорт остановился. Вечернее солнце освещало ряд могил в десяти футах от того места, где они стояли. Одна из них была совсем новой с маленьким крестом в головах.

— Вот он, Джонни. «Генри Джозеф Маклалан. Ушел к своему Отцу на небесах, май 1897».

— Раскопаем ее прямо сейчас, Фрэнсис, или подождем, когда стемнеет? Это еще нескоро — придется ждать несколько часов.

— Не будем откладывать, — решил Пауэрскорт и смущенно огляделся. Не видно ли поблизости садовников и не пришел ли кто навестить умерших родственников?

Пауэрскорт позаимствовал лопату из зиявшей рядом недорытой могилы. За несколько минут они докопали до гроба. Вдруг за их спинами послышалось какое-то шевеление. Пауэрскорт и Фицджеральд поспешно оглянулись, руки их невольно потянулись к карманам брюк. Белка холодно посмотрела на людей и скрылась на дереве.

— Думаю, Фрэнсис, мы можем открыть гроб, не вынимая его из могилы. Дай-ка мне ту большую отвертку. А ты не своди глаз с крышки.

Фицджеральд лег у края могилы и принялся откручивать четыре больших винта, которыми была привинчена крышка.

— Полагаю, — пробормотал он, напрягая все свои силы, — по внешнему виду трудно определить, тот ли это самый гроб, который мы ищем.