|
Я завернулся в халат, так как утро было прохладным. – Господин виконт, – мрачно сказал я, – я искренне сожалею, что дела господина Марсака задержали меня здесь. Если бы не он, я бы покинул Лаведан два дня назад. Я боюсь за вас, но мы, по крайней мере, можем надеяться, что мой арест в вашем доме не повлечет за собой тяжелых последствий для вас. Я никогда не прощу себе, если из за того, что вы дали мне укрытие, с вами что нибудь случится. – Об этом не может быть и речи, – ответил он с благородством, присущим этому человеку. – Это работа Сент Эсташа. Я всегда боялся, что рано или поздно это случится. Рано или поздно мы должны были стать врагами из за моей дочери. Я был в руках у этого подлеца. Он знал о моем участии в последнем восстании, и я был уверен, что, если он захочет причинить мне вред, он, не задумываясь, предаст меня. Боюсь, господин де Лесперон, что не только за вами – а может быть, и вообще не за вами – пришли эти солдаты. Возможно, они пришли за мной. Не успел я ответить ему, как дверь широко распахнулась и в комнату, в ночном колпаке и в наспех накинутом халате, выглядя настоящей мегерой в этом бесформенном deshabillenote 41, ворвалась виконтесса. – Посмотри, – крикнула она своему мужу, ее резкий голос звенел от возмущения, – посмотри, к чему ты привел нас! – Анна! Анна! – воскликнул он, подойдя к ней и пытаясь успокоить ее. – Успокойся, детка, будь мужественной. Но она вырвалась из его объятий и металась по комнате, тощая и злая, как фурия. – Успокойся? – презрительно повторила она. – Будь мужественной? – У нее вырвался короткий смешок – отчаянное, мрачное, насмешливое выражение гнева. – Неужели, помимо всего прочего, ты еще и наглец? И ты смеешь просить меня успокоиться, быть мужественной в такую минуту? Разве я не предупреждала тебя двенадцать месяцев назад? Ты не обращал внимания на мои слова, ты смеялся надо мной, а теперь, когда мои страхи оправдались, ты просишь меня успокоиться? Снизу раздался скрип ворот. Виконт услышал его. – Мадам, – сказал он, отбросив уговоры, и теперь его голос был полон достоинства, – солдат уже впустили в замок. Я прошу вас уйти. Наше положение не позволяет… – А какое у нас положение? – резко оборвала она. – Мятежники, высланные, бездомные нищие – вот наше положение, благодаря тебе и твоему дурацкому участию в заговоре. Что станет с нами, глупец? Что станет с Роксаланой и со мной, когда они повесят тебя, а нас выселят из Лаведана? Боже правый, подходящее время для разговора о достоинстве! Разве я не просила тебя, malheureusnote 42, не вмешиваться в эти распри? Ты смеялся надо мной. – Мадам, ваша память несправедлива ко мне, – ответил он подавленным голосом. – Я никогда в жизни не смеялся над вами. – Ну ты недалеко от этого ушел. Разве ты не говорил мне, что я должна заниматься своими делами? Разве ты не говорил мне, что будешь идти своим путем? Ну вот ты и пришел, о Боже! Эти слуги короля заставят тебя пройти еще немного, – продолжала она с жестоким, отвратительным сарказмом. – Тебе придется дойти до эшафота в Тулузе. Это, ты скажешь, твое личное дело? Но разве ты обеспечил будущее своей жены и дочери? Выходит, я вышла за тебя замуж и родила тебе дочь только для того, чтобы мы с ней погибли от голода? Или же ты прикажешь наняться в прислуги или пойти в белошвейки? Виконт со стоном упал на кровать и закрыл лицо руками. – Господи, помоги мне! – воскликнул он со страданием в голосе. |
