|
– Все это – чудовищное недоразумение. Я пал жертвой обстоятельств. О, я не могу сказать больше. Я легко могу успокоить этих Марсаков. Послезавтра я должен встретиться с господином де Марсаком. У меня в кармане лежит письмо от этого фехтовальщика, в котором он пишет, что с удовольствием убьет меня. Но… – Я надеюсь, он сделает это, сударь! – оборвала она с такой яростью, что я просто онемел и не смог закончить фразу. – Я буду молиться Богу, чтобы он смог это сделать! – добавила она. – Вы, как никто другой, заслуживаете этого! Минуту я стоял, пораженный ее словами. Затем я понял причину ее ярости, и внезапная радость охватила меня. Ее ярость была следствием ненависти, до которой, как известно, от любви один шаг, хотя эта ненависть может быть смертельной. И тем не менее ее ярость красноречиво сказала мне о тех чувствах, которые она так тщательно пыталась скрыть, и, движимый внезапным порывом, я шагнул к ней. – Роксалана, – с жаром произнес я, – вы не хотите этого. Как вы будете жить, если я умру? Дитя мое, вы любите меня так же, как я люблю вас. – Я неожиданно притянул ее к себе с откровенной нежностью, почти с благоговением. – Неужели вы не хотите прислушаться к голосу вашей любви? Неужели вы не можете хоть немного поверить мне? Вы не думаете, что, если бы я был настолько недостойным, как вы себе представляете, эта любовь никогда не смогла бы возникнуть? – Она не возникла! – крикнула она. – Вы лжете… так же, как и во всем остальном. Я не люблю вас. Я ненавижу вас. Dieu! Как я вас ненавижу! До сих пор она лежала в моих объятиях, подняв лицо кверху и глядя на меня жалобными, испуганными глазами – как пойманная змеей птица, которая с ужасом, но тем не менее зачарованно смотрит в глаза своего мучителя. Сейчас, когда она заговорила, воля вернулась к ней, и она попыталась вырваться из моих объятий. Но я крепко держал ее. Чем сильнее она ненавидела меня, тем решительнее я становился. – Почему вы ненавидите меня? – твердо спросил я. – Спросите себя, Роксалана, и скажите мне, какой ответ дает ваше сердце. Разве оно не говорит вам, что вы не ненавидите меня – что на самом деле вы любите меня? – О, Боже, терпеть такое оскорбление! – вскрикнула она. – Пустите меня, miserablenote 40. Мне что, позвать на помощь? О, вы ответите за это! Если на свете есть Бог, вы будете наказаны. Но, охваченный страстью, я не отпускал ее, несмотря на просьбы, угрозы и сопротивление. Я был груб, если хотите. Но подумайте, что творилось в моей душе от того, в какое положение я попал, и не судите меня слишком строго. Внезапно я опять обрел смелость, которой мне так не хватало, и решил признаться. Я должен сказать ей. Будь что будет, худшего все равно уже не может случиться. – Послушайте, Роксалана! – Я не желаю вас слушать! С меня достаточно оскорблений! Пустите меня! – Нет, вы должны выслушать меня. Я – не Рене де Лесперон. Если бы у этих Марсаков было побольше терпения и ума, если бы они дождались меня этим утром, они бы сказали вам об этом. На секунду она прекратила свою борьбу и внимательно посмотрела на меня. Затем с презрительным смешком она возобновила свои усилия еще более яростно, чем прежде. – Какую новую ложь вы придумали для меня? Пустите меня, я ничего не хочу больше слышать! – Небо свидетель, я сказал вам правду. Я знаю, насколько дико она звучит, и это – одна из причин, почему я не говорил вам об этом раньше. Но я не могу вынести ваше презрение. Я не смогу смириться с тем, что вы считаете меня лжецом, когда я открыто признаюсь в любви к вам… Ее сопротивление стало настолько неистовым, что я вынужден был ослабить свои объятия. |
