А на палубе Джейк трясся от холода в своем укрытии, в то время как шхуна неслась против ветра к устью реки. Папа отправился в каюту вместе с Габриэль и не вышел оттуда. Он остался на борту, и теперь они все плыли во Францию.

Тут он услышал голоса – это были грубые голоса шкипера и его команды. Джейк задрожал от страха, и слезы тихо покатились из его глаз. Мальчик сдвинулся к поручням и оказался еще ближе к ледяной, черной воде, плескавшейся у бортов шхуны. Ему стало страшно. Он не умел плавать. Если он спрыгнет в воду, то утонет. Но если останется, то его найдут матросы. И папа увидит его… и…

Он даже подумать боялся о том, что папа сделает с ним, когда его обнаружат. Джейк зарылся как можно глубже под парус и крепко зажмурил глаза: ему хотелось верить, что если он не видит никого вокруг, то и люди не заметят его самого.

– Вот так-то лучше, – прервал его забытье голос Габриэль. – Здесь так душно.

– Станет совсем холодно, когда мы достигнем мыса Нидлз и выйдем в открытое море, – произнес Натаниэль. – Вот тогда-то ты и оценишь нашу каюту.

– Возможно.

Девушка взялась за поручень, подняла голову и стала смотреть на мрачное небо, на котором из-за туч выглядывала луна. Брызги летели ей прямо в лицо, и она глубоко вдыхала соленый морской воздух. Габриэль обернулась на исчезающие в ночи огни Лимингтона.

– Надеюсь, море будет таким де спокойным. Я не самый лучший моряк.

– Вот тебе и на! – изумленно проговорил лорд Прайд. – Неужели ты страдаешь морской болезнью? Не думал, что это твоя слабость.

– У меня много слабостей, – тихо засмеявшись, запротестовала она. «И одна из них – ты», – по привычке, мысленно ведя параллельный диалог, добавила Габриэль.

– Я голодна, – заявила графиня. – Кажется, после обеда прошло сто лет. Наверное, морской воздух так действует.

– Да мы же всего с полчаса плывем, – заметил Прайд. – Впрочем, я позаботился о провизии. Спустимся вниз?

– Нет, давай устроим пикник прямо тут.

Их голоса были так близко, что Джейку казалось, что он может дотронуться до Габби. Ему так хотелось вскочить, подбежать к ней, зарыться лицом в ее юбки, почувствовать тепло ее тела, ощутить, как она целует его своими мягкими губами, гладит его волосы. Но тут снова заговорил его отец, и мальчик съежился еще сильнее, чувствуя себя необыкновенно несчастным в своем углу.

– Итак, что ты взял с собой? – спросила Габриэль Прайда, голова которого показалась из люка. Графиня улыбнулась; в это время из-за облаков проглянула луна и осветила ее лицо серебристым светом.

Ее улыбка была искренней, располагающей, как будто ей нечего было скрывать. И, несмотря на все, что ему было известно, Прайд почувствовал, что его губы тоже складываются в ответную улыбку.

– Сейчас увидишь. А это у нас будет вместо стола.

С этими словами Прайд подтолкнул к девушке перевернутую корзину, присел возле нее и помахал в воздухе сумкой с провизией с видом фокусника, который вытащил из шляпы дюжину кроликов.

– Итак, для согрева – коньяк, – объявил он, поднимая бутылку с торжествующим видом. – Затем сандвичи с телятиной и ветчиной… – Свертки легли на импровизированный стол рядом с бутылкой коньяка. – Дальше – цыплячьи крылышки, головка чеддера и несколько яблок. Как тебе это нравится?

– Это впечатляет.

Габриэль уселась прямо на палубу, прислонившись к переборке.

– Нет только посуды. Нам придется пить из бутылки и резать моим карманным ножом. – Натаниэль вытащил этот самый нож и передал Габриэль коньяк.