– Но это же лакейский костюм, – промолвила Габриэль. – Ты собираешься путешествовать всю ночь?

– Это может оказаться необходимым, – ответил он таким тоном, что Габриэль поняла: задавать вопросы бессмысленно. – А Бартрам уже уложил твои вещи?

– Да, и я успел попрощаться с Элли и миссис Бейли.

– Тогда пойдем.

Комок застрял у Габриэль в горле, когда они спускались вниз по лестнице. Она не могла понять, почему не испытывает никакой радости – ведь ее план удался. Шеф тайных агентов попался в расставленные сети. Но почему ей грустно, а он в прекрасном расположении духа? Габриэль хотелось, чтобы Натаниэль чувствовал то же самое, что и она, но, похоже, ему было все равно.

Прайд помог ей сесть в карету, стоящую у дверей, а затем залез вслед за ней, предварительно проверив багаж, привязанный к крыше экипажа. Лорд постучал по дверце, кучер взмахнул кнутом, и карета тронулась с места.

В конце аллеи они остановились, и сторож отворил им ворота. Тут из-за кустов выскользнула маленькая фигурка, встав на цыпочки, забралась на приступку кареты, взялась за кожаный ремешок, и экипаж загрохотал по дороге. Сторож, ворча про себя, закрыл ворота, ему трудно было поднимать больными руками тяжелый засов. Старик был близорук, ночь темна. И если бы он даже заметил неясную тень возле кареты, то не обратил бы на нее никакого внимания.

Габриэль пыталась найти тему для разговора, чтобы прервать гнетущее молчание. Но у них всегда была только одна тема, а в этих условиях она ее не устраивала. Впрочем, однажды, когда они ехали от Ванбруков, эта самая тема была вполне приемлема и в дороге…

Натаниэль откинулся на спинку сиденья, сложив на груди руки. Его глаза то и дело закрывались, когда он смотрел на ее лицо, едва различимое в ночном мраке. Ей вовсе не хотелось выполнять это поручение. Он бы даже сказал, что графиня была в состоянии глубокой депрессии. Да и он был бы в таком же состоянии, если бы считал, что их пути расходятся. Казалось, даже ее предательство не могло повлиять на его страсть. В некоторых отношениях они удивительно подходили друг к другу, и он иногда раздумывал о том, какая же злая сила заставляла их быть по разные стороны баррикад в той грязной войне, что они вели. А ведь могли бы стать удивительной парой, будь у них одинаковые цели и взгляды.

Но вместо этого они были злейшими врагами, каждый стремился обмануть и предать другого. В глубине души Прайд знал, что, даже если он и выиграет – а он надеялся, что именно так и будет, – они оба все равно окажутся в проигрыше.

Через полчаса карета прокатилась по булыжнику Лимингтона. Из окон таверны «Черный лебедь» лился свет, слышались ругань, смех, крики и пение моряков. То и дело из таверны выходили, покачиваясь, матросы и направлялись к лодкам, привязанным к причалу. Они с кошачьей ловкостью перепрыгивали на палубы качавшихся на волнах суденышек, несмотря на приличное количество выпитого.

Джейк спрыгнул на мостовую и метнулся к кипам просмоленных канатов, лежащих на пристани. В общей суматохе никто не обратил внимания на маленького мальчика в нанковых штанах и вязаной голубой фуфайке. Джейк видел, как их кучер что-то быстро передал одному из местных конюхов, который стоял, прислонившись к деревянной стене таверны с трубкой в зубах. Конюх вытряхнул трубку и направился к экипажу. Деньги сделали свое дело, и вот уже кучер вместе с конюхом стали разгружать вещи, привязанные к крыше кареты. А затем, они отнесли багаж к большой рыбацкой шхуне, привязанной на самом конце причала. Какой-то человек, стоявший на корме, приветствовал их и жестом показал, чтобы они поднимались на борт.

Джейк вылез из своего укрытия и побежал вперед. Его отец и Габби все еще стояли рядом с экипажем и разговаривали.