— Он что же, как Гобсек, — берёт под залог вещи?

— Это его основная деятельность. И подвалы его банка — остров сокровищ.

С минуту они ехали молча, но потом Линц продолжал:

— Его двадцатилетним привёз к нам папаша — цюрихский банкир. Купил ему особняк и открыл банк. Это было в самом начале века. Но ещё до войны мы уже знали: наш Вольфсон — самый богатый финансист округи!

Слева показались первые строения Иберлингена. Катер шёл тихо и спокойно, чуть покачиваясь. «Научусь и катер водить», — подумала Кейда.

— Вот сила, — продолжал генерал, — которой нужна вечная вражда Германии с Россией.

Кейда пожала плечами. Она не могла понять, почему Вольфсон, этот старый, больной человек, — она почему–то была уверена, что он больной, — хочет вечной вражды России с Германией. Гитлер — да, фашисты тоже хотели, — им нужны пространства России, но Вольфсон?..

Кейда задумалась. Она ловила себя на мысли, что и к немцам не ощущала былой ненависти. Раньше она знала, что фашисты напали на Родину, и их надо уничтожать. Она читала статьи Эренбурга, там всюду был призыв: встретил немца, — убей его, убей! И только здесь, в Германии, поутихла ненависть к страшным людям со свастикой на рукаве. Более того, она встретила тут людей симпатичных и в чём–то похожих на русских. Встретилась — и потянулась к ним. Вот и генерал. Она знала: он убивал русских, за то у него и кресты, но вот загадка! — не думает об этом Кейда,

нет у неё злобы к фон Линцу. Может, потому, что убивал–то он в бою. А там закон: не убьёшь ты, так убьют тебя.

Серый неказистый особняк банка выдавался из общего строя улицы и тыльной стороной примыкал к озеру. Здесь была оборудована пристань, стояла будка, из которой вышел парень, похожий на чёрного медведя. Он сдержанно поклонился баронессе и генералу, показал место для катера. И молча удалился в домик. Кейда сказала Анчару: «Сиди здесь. Охраняй».

В большом зале первого этажа за маленькими оконцами работали девушки, молодые женщины, всё больше белокурые, — видно, немки. К вошедшим подошёл молодой мужчина со свисавшими на уши космами нечистых чёрных волос. Немцы таких причесок не носили.

— Позвольте спросить…

— Нам нужен господин Вольфсон.

— Но я бы хотел знать…

— Я баронесса Функ. Проведите нас в его кабинет.

— Сюда, — показал дежурный на лестницу.

В длинном коридоре второго этажа то здесь, то там появлялись парни, одетые в чёрные костюмы, с крутыми плечами и затылками и бросали на пришедших недобрые, настороженные взгляды.

— Охрана! — шепнул Кейде генерал.

И потом, когда дежурный пошёл докладывать банкиру о посетителях, проговорил:

— Их много. Чёрный батальон!

— Разве Гитлер не прогнал отсюда евреев? — спросила Кейда, вспоминая рассказы комиссаров и командиров о бедствиях евреев в Германии.

— Прогнал, но только не тех, которые в банках, — тем более здесь, на границе со Швейцарией — денежным мешком Европы!

Вольфсон встретил их неприветливо: не поднялся навстречу, не протянул руки. Напротив, видя, как они приближаются, он глубже уходил в бумаги, словно его сжимала незримая пружина.

— Садитесь, окажите любезность, — проскрипел он тихо и настороженно, и в голосе его явственно слышались старческие еврейские интонации.