— Вильгельм, откупорь бутылочку, — что ты, в самом деле, не монах же ордена капуцинов?
— Вино — яд, а ядом я друзей не угощаю, — урезонивал её каждый раз страшными словами молодой барон. При этом он вспоминал сцену, которая перевернула всю его жизнь.
Это произошло в тот день, когда они рассчитались с долгами, и Кейда, потратив деньги, как он думал, из своего наследства, оставила замок за ним, Вильгельмом. В тот день Кейда, положив ему руки на плечи и пристально посмотрев в глаза, сказала:
— Вильгельм, ты мне очень дорог. Можешь выполнить одну мою просьбу?
— Я сделаю для тебя все, что пожелаешь!
— Не пей! Не надо больше пить.
Вильгельм привлек её голову к своей груди, поцеловал волосы и проникновенно проговорил:
— Клянусь, отныне — ни капли!
И потом, продолжая смотреть ей в глаза, добавил:
— Функи умеют держать слово.
Вильгельм тогда тоже не мог сказать, что Кейду он любил не только как сестру. Для него она была идеалом женщины, эталоном красоты и обаяния. Он тоже потерял голову и ревновал её к каждому, кто к ней приближался. Генералу однажды сказал:
— Я вызову вас на дуэль.
— Не волнуйтесь, мой друг, — ответил генерал. — Кейда — богиня, а боги плотских влечений не знают. Они любят всех, но сердца своего не отдают никому.
Вильгельм согласно кивал головой.
У Павла Николаевича и фрау Мозель родился сын, они назвали его в честь отца — Пауль и были счастливы.
Кейда, невзирая на ревность глухо урчащего Анчара, любила нянчить Пауля, нежно прижимала к груди головку младенца, миловала его, целовала.
Однажды в такую радостную для неё минуту Павел Николаевич сказал:
— Скоро Ацер позовёт вас и Пряхина в пыточный бункер. Он решил сбросить в преисподнюю генерала фон Линца,
— Фон Линца? В преисподнюю? Не понимаю вас, Павел Николаевич.
— Мой прибор дважды улавливал слово «пыточная». Похоже, братья–каменщики казнят там отступников. Да вот… Включаю…
Прибор захрипел и Кейда услышала:
— «…генерала в преисподнюю… Или ты возражаешь? Может, ты намерен простить отступника?»
Кейда похолодела. Генерал у них был один — фон Линц!
Потянулась к трубке телефона, но Павел Николаевич остановил её:
— Генерал уже там, в «пыточной». Вы только повредите делу.
— Но позвольте, я должна помочь!
— Помочь?.. Ацер позовёт вас, покажет пытку, захочет устрашить. Ну а там уж посмотрите, чем и как вы можете помочь генералу. А сейчас идите к себе. Ацер вас будет искать.
Кейда увидела Ацера в Рыцарском зале. Он был весел. Поцеловал ей руку, пригласил в машину.
— Вы чураетесь моего общества, а я хочу вам показать нечто, что немало вас позабавит.
Кивнул на пса.
— Оставьте его здесь.
— Э-э, не–е–т. Без него не поеду.
Ацер пожал плечами.
И в машине, и на катере Кейда пыталась выглядеть весёлой, легкой и беспечной, хотя умом и сердцем слышала опасность. Она вспомнила, что в замке генерала не было. Обыкновенно, он встречал её в Рыцарском зале или ждал у Вильгельма, который часами стоял у карты и отмечал флажками продвижение на востоке русских, а на западе — англичан и американцев. Кейда тоже заходила к Вильгельму и слышала, как он с генералом переживал каждое поражение немцев. Странно ей было, но оба они с гневом клеймили союзников, и больше всего англичан. Когда же радио разнесло весть о страшных бомбардировках Дрездена, они плакали. В бессильной злобе повторяли: «Дрезден, Дрезден — зачем?. |