Лётчики засмеялись. Да, у немцев таких самолётов нет. У них или истребитель «мессершмитт», или тяжелые бомбовозы «дорнье», «хейнкели», «юнкерсы», «фокке–вульфы».

Подали обед, и комэск сказал:

— Подкрепитесь, генерал. Вам предстоит дальняя дорога.

— Меня повезут в Сибирь?

— Ну, нет, мы так далеко не летаем. Вы же сами сказали: самолёты у нас — вонючие керосинки.

— Да! — вновь оживился генерал. — Наш доблестный солдат не понимайт русский лётчик, как могут они летайт на такой чайник. Зачем людям мешайт спать? — всё больше раздражался генерал. — Вы даёте звук, как резаный швайн. Бросайт с неба огонь, и наш солдат думайт, что это летят черти. Он потом не может спайт, а если уснёт, то во сне видит пожар и много шум. Этот ваш цирк нам надоел, и мы заявляем протест.

— Заявляйте, заявляйте, — соглашался комэск, — а мы вам ещё и не такой концерт устроим.

Мы сочувствуем вам, генерал, но вы, начиная войну, должны были помнить слова нашего князя Александра Невского: «Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет».

— Разве это меч, если в небе горит солома и что–то трещит?

— Ну, а это уж… наше оружие. Чем богаты… А пока вы кушайте на здоровье, вам в Сибири, я думаю, не будут подавать плов и какао.

— Меня пошлют в Сибирь?

— Может быть. Но там, между прочим, не так и плохо. Там свежий воздух, и никто не будет сыпать огонь на голову.

Комэск Петрунин и лейтенант Пряхин незлобиво подшучивали над генералом, каждый на свой манер рисовал, его будущую жизнь в плену.

Пряхин, любивший юмор, сказал, что завидует генералу. Он поедет в тыл, в глубину России, и ему не надо будет опасаться за жизнь. Генерал встретит красивую девушку, женится на русской и у него будет много русских кляйн. Он не захочет возвращаться в Германию.

Генерал сидел прямо, смотрел то на одного лётчика, то на другого, — он, видимо, не мог понять, как это они, младшие офицеры, так вольно и покровительственно с ним разговаривают. В его водянисто–синих глазах росло напряжение, и когда Владимир заговорил о женитьбе, он сжал кулаки и произнёс ледяным тоном:

— Я есть ариец, гросс барон, и не надо мне смейс!

Лётчики смутились и стали спешно доедать обед. Больше они не проронили ни слова. Комэск, поднимаясь, сказал Пряхину:

— Отвезёте его в Ленинград на Комендантский аэродром. Взлёт в семнадцать.

Вошли два солдата и предложили генералу следовать за ними. Пряхин же, взглянув на часы, сказал:

— А я час–другой могу подремать.

Желание «подремать» было постоянным, — следствие непрерывных ночных полётов. Пряхин в последнее время ходил на задания по два, а то и по три раза в ночь. И только во сне восстанавливал силы.

Механик Трофимов разбудил командира за час до вылета.

— Как погода? — спросил Владимир.

— Моросит дождичек, но небольшой. Думаю, он вам не помешает.

Пряхин достал из–под подушки пуловер из лебяжьего пуха, — с севера прислали лётчикам, — одел под куртку. На руку взял кожаный реглан, — знал, каково бывает летать в дождь, да ещё если ветер. А ветер над Финским заливом почти всегда, и дождь холодный, даже летом.

Возле самолёта его ждал генерал под охраной солдата. Солдат, завидев лётчика, подошёл к нему, наклонился к уху.

— Надо вязать?

Генерал был одет легко, в одном кителе, и стоял прямо, не поворачивая головы в сторону лётчика.