|
Нет! Он этого не знал… Он не обратил внимания… Разве мог он предположить, что все его действия и поступки в тот вечер потом приобретут чрезвычайное значение? А он был изрядно выпивши и спал одетый на соломе в атмосфере теплого духа, исходившего от коня и кобылы… – Вы не слышали никакого шума? Он не знал! Не мог этого знать! Он заснул, а когда проснулся, увидел, что баржа оказалась посреди реки прижатой к плотине… Было по этому поводу еще одно свидетельское показание. Но можно ли принимать его всерьез? Его дала госпожа Кутюрье, жена шкипера «Эглона VII». Полицейский комиссар Корбея допросил ее в числе других, прежде чем разрешить каравану продолжить свой путь к каналу Луэн. Протокол допроса лежал у Мегрэ в кармане. «Вопрос: Вы ничего не слышали в течение ночи? Ответ: Не берусь присягать… В.: Скажите, что вы слышали… О.: Это было так смутно… В какой то момент я проснулась и посмотрела время на будильнике… Было без четверти одиннадцать. Мне показалось, что около буксира кто то разговаривает… В.: Вы не узнали голоса? О.: Нет. Но я подумала, что это у Градю свидание с Эммой… И я сразу снова уснула…» Можно ли было исходить из этого? Даже если и так, что это доказывало? Ту ночь буксир, шесть барж и «Астролябия» провели перед шлюзом… В отношении Артса заключение судебного врача было четким: он умер от удушения между десятью часами и половиной одиннадцатого. Но дело осложняло второе заключение, касавшееся Эммы: «…На левой щеке имеются кровоподтеки, причиненные тупым орудием или ударом кулака… Что касается смерти от удушения при повешении, то она наступила около часа пополуночи…» Мегрэ все глубже и глубже погружался в замедленную и тупую жизнь Ла Ситангетты, как будто только в ней он был способен размышлять. Самоходная баржа, над которой развевался бельгийский флаг, напомнила ему о Теодоре, сыне Артса, который, должно быть, прибыл в Париж. В то же время этот флаг навел его на мысль о джине, бутылку которого, более чем наполовину опорожненную, обнаружили на столе в каюте. В ней все было перевернуто вверх дном, даже обшивка матраса была вспорота, и клочки ее разбросаны по полу. Не было сомнения, что здесь искали кубышку со ста тысячами франков! Первые дознаватели утверждали: Все очень просто! Эмиль Градю убил Артса и Эмму… Потом он напился и стал искать кубышку, которую и спрятал в лесу… Вот только… Да! Вот только доктор Поль при вскрытии тела Эммы обнаружил в ее желудке то количество спиртного, которого недоставало в бутылке! Так что это значит? А что джин выпила Эмма, а не Градю! – Отлично! – отвечали дознаватели. – Убив Артса, Градю напоил его жену, чтобы облегчить себе задачу, так как знал, что она женщина крепкая… Если им верить, Градю и его любовница оба были на борту от десяти до половины одиннадцатого, когда умер Артс, и в полночь и в час пополуночи – время смерти Эммы… Разумеется, такое было возможно… Все было возможно… Только Мегрэ хотел – как бы это сказать? – хотел научиться мыслить так, как мыслили люди на барже. Как и все другие, он был суров с Эмилем Градю. Целых два часа он держал его как на угольях. Для начала Мегрэ взял его на пушку, как говорят на набережной Орфевр. – Послушай, старина… Ты замарался, это ясно как день… Но, откровенно говоря, я не думаю, что ты убил их обоих… – Я ничего не сделал! – Конечно, ты их не убивал… Но сознайся, что ты двинул таки старика… Впрочем, он сам виноват!.. Он вам помешал, и ты, защищаясь… – Я ничего не сделал… – Я уверен, что ты не трогал Эмму, ведь она была твоей любовницей… – Вы напрасно тратите время! Я ничего не сделал… Тогда Мегрэ стал еще суровее, в его голосе зазвучала угроза: – Ах так… Ладно! Посмотрим, что ты запоешь на барже с двумя трупами… Но Градю даже не моргнул перед перспективой следственного эксперимента. |
