Нату удалось улыбнуться:

– Вы умеете внушить оптимизм.

«В отличие от Зиб, которая, как сегодня модно, предпочитала все видеть в черном свете. Еще одна характерная черта людей большого города, которая ему не нравится: твердое убеждение, что все не такое, как кажется. Человек никогда не бывает «за», только «против», и постоянная поза «меня никому не одурачить», которая, как изгородь из колючей проволоки, должна компенсировать внутреннюю неуверенность. И все для того, чтобы казалось, что человек принадлежит к интеллектуальной элите; элите – возможно, но интеллектуальной – тут уж позвольте... »

– Что станет с теми людьми, Нат? – В голосе Патти чувствовалось напряжение. – Неужели они...

Наверх прокладывают шланги, – ответил Нат, – с этажа на этаж. Каждый шаг дается с боем. Нужно одолеть сто двадцать пять этажей...

– Но я так и не понимаю, что там горит?

– Все. Некоторые помещения уже сданы. Мебель, ковры, внутренние двери, бумага – все это вспыхивает первым. От этого температура поднимается и достигает точки, когда горят краски, плитка и растекается обшивка, и от этого температура, возрастает еще больше, пока не загораются такие вещества, о которых человек никогда и не думал, что они горючи.

Нат вздохнул:

– Я не специалист по части пожаров, но все выглядит примерно так.

– Что, если бы все это произошло, когда Башня уже была бы в эксплуатации? – продолжала Патти, – ведь там были бы тысячи людей. – И добавила: – Хотя дело не в количестве, да? Будь там только один человек, все равно это была бы трагедия.

«Посреди собственной беды, посреди горя от смерти отца, – сказал себе Нат, – она еще может думать о других. Но, возможно, это именно потому, что у нее умер отец, что несчастье сближает людей».

– Что вы будете делать, Нат?

Вопрос застал его врасплох.

– Я как раз об этом и думаю.

– Я имею в виду не сейчас, – голос Патти звучал теперь нежно, – а когда все это будет позади.

Нат молча покачал головой.

– Снова займетесь архитектурой?

До этого момента он не задумывался, но ответил твердо и решительно:

– Думаю, нет. – Пауза. – Как раз сегодня утром Колдуэлл говорил о Фаросе, маяке, который стоял в устье Нила. «Он стоял там тысячу лет», – сказал Бен Колдуэлл. То же самое он думал об этом здании.

Нат покачал головой:

– Как это называется? Человеческая гордыня, вызов богам. В некоторых странах Среднего Востока ни одно здание никогда не завершают полностью. Всегда оставляют несколько кирпичей или реек, – он улыбнулся Патти, – потому что совершенное произведение подобно богохульству. Человек должен стремиться к совершенству, но никогда не должен его достигать.

– Это мне нравится, – сказала Патти.

 – Я не уверен, нравится ли мне это, но хотя бы понимаю. Когда-то кто-то сказал мне, что неплохо, если человек пару раз получит по шапке... – Он задумался. – Идемте внутрь.

– Вы что-то придумали?

– Нет, – Нат колебался. – Но, как и вы, я не умею стоять в стороне.

Тут ему в голову пришла новая мысль:

– Что, если бы вы не были дочерью Берта, но замужем за кем-то, имеющим отношение к Башне?

– То есть за вами? – Хрупкая, твердая, готовая взглянуть в лицо любой возможности. – Была бы я сейчас здесь? – Патти решительно кивнула. – Была бы. Старалась бы не мешать, но была бы рядом.

– Я тоже так думал, – ответил Нат и удивился неожиданной радости, которую вызвало в нем это признание.