– Мне это льстит. – Губернатор грустно, иронично улыбнулся сам себе и всей этой ситуации. – Одного персонажа Марка Твена намазали дегтем, вываляли в перьях и вынесли из города на шесте. Улыбка стала шире. – А он говорит, что, если бы не великая для него честь, он лучше шел бы пешком. А я бы лучше сидел здесь, – Он взглянул на Бет. – Но попробую.

Он прошел мимо запертых противопожарных дверей, где лежало прикрытое белой скатертью тело Гровера Фрэзи, у которого стоял генеральный секретарь, уставившийся на неподвижные останки. Он медленно, торжественно перекрестил их и, увидев губернатора, чуть виновато улыбнулся.

– Со студенческих лет, – сказал генеральный секретарь, – я горжусь тем, что я атеист. Но сейчас начинаю сознавать, что детская вера так легко не умирает. Это любопытно, да?

– Да нет, Вальтер. По-моему, это скорее достойно зависти.

Генеральный секретарь задумался:

– Я начинаю понимать, что вы, в сущности, очень добрый человек, Бент. Мне только жаль, что я не понял этого раньше.

– А я, – ответил губернатор, – о вас всегда это знал, просто человеку в вашем положении приходится вести себя сдержанно.

Они улыбнулись друг другу.

– У нас дома, – продолжал генеральный секретарь, – где альпинизм – любимый вид спорта, при восхождении участники для безопасности пользуются страховочным тросом. И отсюда поговорка: «Каждый, кто на тросе, – наш человек! » Это грустно, вам не кажется, что люди узнают друг друга только в критических ситуациях? – И, после небольшой паузы. – Я могу быть чем-нибудь полезен?

– Молитесь, – ответил губернатор без всякой иронии.

– Я так и делаю. И буду продолжать. – Снова пауза, и после нее вежливые, участливые, искренние слова: – Но если могу помочь чем-то еще, Бент...

– Я обращусь к вам, – ответил губернатор и думал это всерьез. Он вышел на середину зала и огляделся.

Паола не преувеличивала. В баре кипели страсти, в центре зала ораторствовал Кэрри Уайкофф. Действительно, тот официант с тремя детьми сидел один-одинешенек в углу и хлестал «бурбон» из горлышка. В другом углу из транзистора неслась музыка и несколько молодых людей кружились и извивались ей в такт.

Из-под решетки кондиционера уже проникал дым, он еще не душил, но его едкий запах уже висел в воздухе.

Губернатор закашлялся.

Мэр Рамсей, стоявший рядом, сказал:

– Господи, вы только посмотрите!

Одна из танцующих уже вошла в транс. Одним движением стянула через голову платье и отбросила его в сторону. На ней были только трусики-бикини. Пышная обнаженная грудь подпрыгивала в такт каждому движению.

– Когда я учился в университете, нечто подобное вызвало бы сенсацию, – сказал губернатор. – Нашей компании это бы очень понравилось. – Он рассмеялся. – И мне, конечно, тоже.

Тут к ним подошел сенатор Петерс.

Здесь – становится жарко, – сказал он, – в любом смысле слова.

К ним присоединился Бен Колдуэлл. Его лицо было непроницаемо.

– Дыму все больше, – сказал он. – Пока мы не разбили окна, система была более-менее герметичной. Теперь... – Он покачал головой и слегка улыбнулся, давая понять, что понимает: другого выхода не было. – Я все еще жду новых идей от Пата Вильсона.

Кэрри Уайкофф вдруг выкрикнул нечто невразумительное и погрозил поднятым кулаком.

- Черт вас всех побери, вы что, все обалдели? – Он бросил испепеляющий взгляд на группку вокруг губернатора. – Старые дураки, собравшиеся на файф-о-клок! Неужели вы не понимаете, что происходит?

Искушение ответить в том же тоне, начать кричать, жестикулировать, делать выпады, пока все до последнего не утратят здравый разум, было очень сильным, но губернатор с ним справился.