– Я тоже так думал, – ответил Нат и удивился неожиданной радости, которую вызвало в нем это признание.
В трейлере у рации сидел один из командиров пожарных. Слышен был только его голос:
– А вы не можете определить, как далеко тянется пожар над вами?
Голос, отвечавший ему, был хриплым от усталости:
– Я же вам говорю, что нет!
Командир с яростью прокричал:
– А под вами?
Тишина.
– Тед! Говорите же! Что творится под вами?
Голос, наконец, отозвался; на этот раз в нем прорывалась истерика.
– Что все это значит, мы что, играем в вопросы и ответы? Мы идем вниз. Если прорвемся, то расскажу, что там за пожар, ясно? Сейчас мы на пятидесятом этаже...
– А если внутрь? – спросил командир. – Туда нельзя? Вы могли бы высадить двери...
– Эти проклятые двери раскалились настолько, что к ним не притронуться. Вот такие дела внутри. Говорю вам, мы идем вниз. Другого пути нет.
Браун взял микрофон.
– Говорит Тим Браун, – сказал он. – Желаю удачи.
– Спасибо.
– Мы на связи, если понадобится.
– Ладно, – и в сторону, – давай пошевеливайся.
Рация щелкнула и умолкла.
Оба командира замерли, глядя в пустоту. Патти заметила, что губы Тима Брауна беззвучно шевелятся. Молится? Гиддингс, сморщившись, гневно сверкал глазами. Взглянул на Ната и тихонько, почти незаметно покачал головой. Нат также незаметно кивнул. Патти закрыла глаза.
«Это невозможно, – подумала она, но знала, что возможно. – Это не сон, не ночной кошмар. Не будет внезапного пробуждения, не будет внезапного облегчения, что ужас исчез с лучами рассвета». Ей захотелось отвернуться и бежать прочь. «Куда? К отцу? Как бежала к нему сегодня днем за утешением, за помощью, за сочувствием? Но отец... »
Переносная рация в руке Брауна вдруг ожила, из нее вырвался сдавленный вопль, потом еще один, потом наступила милосердная тишина. В трейлере не раздавалось ни звука.
Первым разорвал оцепенение Браун. Он подошел к чертежному столу, осторожно поставил на него рацию и выключил ее. Ни на кого не глядя, он медленно, монотонно начал проклинать всех и вся.
27
18.19 — 18.38
Паола Рамсей подошла к двум креслам в укромном уголке банкетного зала.
– Простите, что помешала, – сказала она, – но то, что происходит за вашей спиной, – она покачала головой. – Я, конечно, старомодна...
Губернатор кивнул. Его лицо было невозмутимо.
– Не считая Поля Норриса и Гровера, – сказал он, – все до сих пор держались отлично. Что же теперь?
– Кэрри Уайкофф произносит речь.
Губернатор вскинул голову. Он слышал голос, но не мог разобрать слов. Однако тон высокий, визгливый, почти истерический – говорил достаточно.
– Вероятно, он заявляет, что нужно найти виновного и обещает, что займется этим.
Паола Рамсей улыбнулась:
– Прямо в яблочко, Бент.
– Через несколько минут, – продолжал губернатор, – Кэрри возглавит делегацию, которая явится требовать активных действий. Бог мой, сколько подобных делегаций я уже выслушал?
– Люди, – сказала Паола, – облепили бар. Какой-то официант сидит один-одинешенек в углу и пьет из горлышка...
Губернатор подумал, не тот ли это, у которого трое детей, вздохнул и встал:
– Что, по-вашему, я могу сделать, Паола?
Паола ласково улыбнулась:
– Я, как Кэрри Уайкофф, Бент. Думаю, что-то надо предпринять, но не знаю что. |