|
.. что? - спросила она дрогнувшим голосом. - Здесь проводят конкурсы бальных танцев? Он на миг оторвался от клавы: - Не люблю танцы возле кровати. Только сейчас, ослепленная и оглушенная, она поняла, что то непонятное широкое поле, нечто среднее между теннисным кортом и аэродромом, является кроватью. Точнее, ложем, лежалищем, даже возлежалищем. - Да? - сказала она с нервным смешком. - Чего уж... Гулять так гулять! Он буркнул, не отрывая взгляда от монитора: - Разве гуляют так?.. Она втянула голову в плечи, как испуганный ежик. Страшно и представить, как гуляют люди, которым такие номера в обыденность. - Можно я загляну в ванную? - Конечно, - удивился он. - Почему спрашиваешь? - Ну... я боюсь, что не найду. Он отмахнулся: - Ищи, ищи. А мне пока надо кое-что сделать... - Ты так много знаешь и умеешь, - сказала она уважительно. - И говоришь так умно и возвышенно, как наш школьный учитель. Зануда был страшный! Его считали немножко чокнутым. Но любили. Придурков всегда любят. Вернее, жалеют. - Он хмыкнул, но смолчал, его пальцы бегали по клаве, а глаза не отрывались от монитора. Она слышала знакомый писк модема. - Представляю, какие зануды ваши старшие чины, - добавила она ядовито. - Если ты, рядовой исполнитель, заразился этой гадостью! Он буркнул, не поворачиваясь: - Почему я - исполнитель? - Думаешь, кина не смотрю?.. Там вас так и зовут - исполнители. А из какой ты структуры: НКВД, ЦРУ или Моссад, даже не спрашиваю. - Тоже мне патриотка, - буркнул он. - А теперь патриотов не осталось, - отпарировала она. - Патриотами быть не модно. - Да, - согласился он со странной интонацией. - Мода - это закон посильнее, чем Конституция, Уголовный или Налоговый кодекс. Моде подчиняется даже оппозиция, что вытирает ноги о президента... Ты права, на руководство модой надо обратить больше внимания. Она вскинула тонкие брови, села с ним рядом, но так, чтобы в профиль, откинулась на спинку - так линия ее безукоризненной груди выгоднее вырисовывается на светлом фоне окна. Олег сопел, возился с компом, не косил глазом, зануда, страшно и подумать, какие зануды его начальники, если он, бывающий в их кабинетах редко - такие орлы всегда на заданиях! - успел подхватить эту заразу. Не отрываясь, он рассеянно погладил ее по голове, почесал за ухом, провел рукой по спине, сделав пальцы вдоль позвоночника "грабликами". Юлия выгнулась от наслаждения, внезапно повернулась, взглянула в его странно потеплевшее лицо. - У тебя была собака? Он вздрогнул, мечтательное выражение из глаз выдуло, как туман под лопастями вентилятора. Лицо даже посерело, кожа на скулах натянулась. - Да, - ответил он негромко. - Такая же рыжая? Он смолчал, хотел высвободиться, но Юлия уцепилась за его руки. Он медленно разлепил губы, которые теперь двигались медленно, словно пришли в движение скалы из красного гранита. - Извини... я не хотел тебя обидеть. - Ты меня не обидел, - ответила она быстро. - Когда моя... моя Зита умерла, я неделю жила на корвалоле. Меня с работы отпустили на три дня. Пластом лежала. До сих пор не могу смотреть... смотреть на собак! - А я кусок хлеба не мог проглотить, - шепнул он невесело. - Она всегда сидела на кухне... Я бросал по ломтику все, что ел. Она поймает и... смотрит так хитро: я уже съела, бросай еще. |
