|
Остальные руководители нашего проекта лишь опытные механики, их пятеро и все они кришнанцы. Трое из них погибли от естественной причины... Остальные двое находятся здесь и будут находиться до тех пор, пока Кир, убедившись, что наши трубы докажут свое могущество в кровопролитном сражении, не выполнит свое обещание и не освободит нас с таким количеством сокровищ, какое мы только сможем унести. Конечно, если предварительно доур не прикажет перерезать нам горло, чтобы мы сохранили тайну, или эти ештиты не убьют нас, так как мы слишком многое узнали о тайнах их культа.
– Где теперь этот Зарраш? – В третьей комнате отсюда. В настоящий момент мы лишь вежливо здороваемся. – Почему? – Разногласия во мнениях. Небольшой эпистемологический спор: Зарраш, как реалист‑трансценденталист, придерживается дедуктивного мышления; я же, как номиналист‑позитивист, склоняюсь к индуктивному. Слово за словом, и мы поссорились – а длительное заключение расшатывает нервы. Но, конечно, через несколько дней мы помиримся, так как он здесь единственный человек, с которым можно разговаривать. – Знаете ли вы состав пороха? – спросил Феллон. – Конечно, но вам я этого не скажу. – Вы надеетесь продать свои знания другим кришнанским властителям, например, доуру Гозаштанда? Сэйнэйн улыбнулся: – Делайте вывод сами, сэр. Но я не рискну дать прямой ответ, пока не выберусь их этой ловушки. – Как вы думаете, к чему приведет появление ружей на планете? – Старик Неле‑Джурдар порицал весь проект, участвуя в нем лишь потому, что его иначе убили бы. Он считал, что изобретение подобных смертоносных средств – грех перед всеми людьми, недостойный для истинного ученого. Зарраш, наоборот, считает, что эти ружья приведут к полному прекращению войн на Кришнане – слишком ужасными и кровопролитными они станут, эти войны. Хотя на Земле ничего подобного не произошло... – А вы? – Я смотрю на это с другой точки зрения. Пока у нас, кришнанцев, не будет точно такого же мощного оружия, как у землян, мы ничего не сможем противопоставить угрозам. – Но кто же вам угрожает? – Пока никто, сэр. До сих пор вы проявляли образцовую скромность. Но вы, земляне, изменчивы и непостоянны. С одной стороны, вы снабжаете нас разными полезными вещами, например, мылом. С другой стороны, среди вас встречаются явные мошенники. Ваши методы выбора тех, кто прилетает на нашу планету, ставят нас в тупик. С одной стороны, вы не разрешаете вашим ученым передавать нам ваши знания – боитесь, что мы подорвем ваше превосходство. С другой стороны, вы посылаете на нас рой беспокойных миссионеров и новообращенных из сотен враждующих религиозных сект, чьи учения немного лучше абсурдных утверждений наших культов. Феллон открыл рот, собираясь возразить, но Сэйнэйн прервал его: – Вы, как я уже говорил, очень изменчивы. Среди вас нет двух похожих. Мы только приспособимся к одному из вас, как на его место является другой, с совершенно другим характером. Возьмите, например, мастеров Кеннеди и Абру – оба образованные и полноправные представители своих наций. Они вернулись в Новоресифе, а заменили их отупевшие от пьянства варвары Глумелин и Горчаков. Вообще же вы относитесь к нам как добрый и заботливый хозяин к слугам, который не будет с ними бессмысленно груб и жесток, но который, в случае необходимости, сумеет заставить их повиноваться. Вот, например, этот консул в Заниде – как же его зовут... – Я знаю Перси Мжипу, – сказал Феллон. – Но разве вы не боитесь, что эти ружья вам принесут ужасные разрушения? Или вы надеетесь, что из‑за них все ваши народы объединятся? – На первое я отвечу, что человек, застреленный из ружья, так же мертв, как и убитый дубиной. |
