После этого Иден не видела ее много лет, и на Вардосе они больше не встречались.
«Ничего, — сказал отец. — То, что она улетела, к лучшему для нас всех. Она Версио лишь по имени. Мы с тобой — ты и я — мы настоящие Версио, а Версио не плачут, верно?»
«Да, сэр, — ответила пятилетняя Иден, еле сдерживая рыдания. — Версио не плачут».
Иден стиснула зубы и ткнула пальцем в одну из своих кровоточащих ссадин.
Голографическая Зихей слабо улыбнулась сквозь слезы:
— Но я попытаюсь простить. Когда ты поймешь, что натворила и как не права. Но ты должна сама к этому прийти. Так приди. И побыстрее.
Зихей как будто хотела добавить что-то еще, но передумала. Она покачала головой и снова вытерла мокрое от слез лицо. Затем потянулась к голопроектору — и исчезла.
«Так приди. И побыстрее».
Боль сменилась мрачной решимостью. О да, она придет, и раньше, чем все того ожидают. Потому что как только они отыщут источник утечки — как только они сотрут «Мечтателей» в пыль и триумфально вернутся уже как отряд «Инферно», — Иден снова станет капитаном. Тогда она сможет рассказать матери, что все это было ложью, и вовсе не ненависть, а любовь к Империи придала ей отваги, чтобы пережить эти ужасные дни.
Опустив взгляд, Иден увидела, что от нажима рана снова открылась и на воде расцвела красная капля, которая поплыла прочь.
ГЛАВА 12
Иден чувствовала себя зверем на поводке.
Ей предоставили определенную свободу, но лишь под должным имперским присмотром. Когда Глэб не было в резиденции, Иден сторожили трое солдат. Глэб советовала в таких случаях иметь в виду, что ее подслушивают. Уняв гнев, вызванный столь неприкрытым сомнением по поводу ее умственных способностей, Иден заверила майора, что это само собой разумеется. Пищу она принимала в присутствии Глэб, и всюду, куда бы ни шла, за ней но пятам, чуть приотстав, следовала вооруженная тень.
Больше всего удручал запрет на одиночные полеты. Иден так тосковала по кабине своего СИД-истребителя, что сама мысль о нем причиняла боль. Ей снились комфортная чернота и круглые обводы; мерцание красных огоньков и чуткие рычаги, которые легко отзывались на каждое прикосновение.
Со времени ее прибытия прошло десять дней, а с «измены» — больше месяца. Несмотря на заверения адмирала Версию, что «Мечтатели» активно подыскивают себе новое лицо, ничто не намекало, что террористам известно о ее пребывании здесь. Не было ни загадочных посланий, ни нападений на дом Глэб — словом, ничего необычного. Единственными, кто обратил на нее внимание, были студенты Глэб, которые три дня назад закричали: «Изменница!» — когда Иден под конвоем шла к своему кораблю.
Возможно, «Мечтатели» просто подумали, что она получила по заслугам. Или не поверили. Если бы еще мать не усомнилась в ней... но Иден знала, что нельзя терзать себя этим. Она выполнит задание, разыщет источник утечки и добудет опасную информацию, а дома ее будут ждать почести и парад. А может, по-тихому переведут на новое место. В любом случае когда-нибудь — лучше раньше, чем позже — мать узнает, что ее дочь не предавала Империю, не могла предать и не предаст никогда.
Но и выбросить голозапись из головы Иден тоже не могла. Зихей казалась такой слабой! В мрачном настроении молодая женщина взобралась в кабину истребителя и села в кресло пилота. Мгновением спустя трап завибрировал под ногами второго пилота Эйзена Новарена.
Изначально вторым пилотом — или сторожем, как прекрасно понимала Иден, — была женщина по имени Семма Васкор. Капитан Васкор осуждала ее, но, по крайней мере, она была немногословной, так что Иден не приходилось выслушивать нотации. Обе приветствовали друг друга кивком, Иден забиралась в кресло пилота, и этим их общение ограничивалось — за исключением минимального набора фраз, необходимых при дежурном облете нескольких вардосских городов. |