– А если я скажу «нет», то вы откажетесь от этого предложения? – чуть наклонив голову, спросил князь, – и тут же вернетесь обратно к себе – ты в Новгород, а Глеб в Тверь?

– Разумеется, отец, – ответил Александр Ярославич, – мы вернемся в лагерь у Коломны, а потом сделаем все, как ты скажешь. Но только я прошу сперва нас выслушать.

– Разумеется, сыне, – в ответе явственно звучал сарказм, – ты тут прислал такую депешу, что от нее у меня голова закипает, как забытый у очага горшок со сбитнем. Разумеется я тебя выслушаю, и очень внимательно, но решение буду принимать только я один – и как ваш отец, и как великий князь киевский. Договорились?

– Договорились, отец, – кивнул Александр Ярославич, – я полностью признаю твою власть – и как моего отца, и как великого князя киевского.

– Ну хорошо, сыне, – кивнул киевский князь, – я тебя слушаю.

– Значит так, отец, – произнес Александр Ярославич, – дело в том, что вчера днем мы с Глебом встречались с князем Серегиным и побывали у него в тридевятом царстве тридесятом государстве. И именно он сделал нам то самое предложение.

– Мальчишки! – воскликнул рассерженный и огорченный киевский князь. – Разве можно быть такими неосторожными? Ну ладно встреча. Если с обоих сторон достаточно вооруженных воев, то это более-менее безопасно. Но идти неизвестно к кому в тридевятое царство без веских гарантий – это чистой воды самоубийство. А если бы он взял вас в заложники или вообще порешил, как на съезде в Исадах князья Глеб и Константин порешили своих шестерых братаничей*?

Примечание авторов: * братаничи – двоюродные братья или племянники.

– Прости, отец, – потупился молодой князь, – но дело в том, что князь Серегин, приглашая нас к себе, Настоящей Клятвой поклялся защищать нас всеми имеющимися у него силами и возможностями. Когда он это говорил, то я чувствовал, что он говорит правду, и что пойдя за ним, я не пожалею. И скажу тебе честно, я действительно об этом не пожалел, потому что сам, своими глазами, видел ту силу, которая свернула шею монгольскому войску, и своими глазами видел замороженного Батыгу, которого оттают только для того, чтобы посадить его на кол. Но и это не самое главное…

Пока сын, не торопясь, обстоятельно рассказывал о тех мелочах, которые он сумел подметить в тридесятом царстве и тридевятом государстве, Ярослав Всеволодович лихорадочно размышлял над тем, насколько это все правда и каким образом эту правду можно обернуть к вящей славе Великой Руси. В принципе они с этим Серегиным мыслят совершенно одинаково – лучше Руси быть единой и сильной, чем слабой и раздробленной, но пока все двигалось исключительно в противоположном направлении. И то, что на роль Верховного Князя прочат его мальчика, тоже никакого внутреннего протеста у отца не вызывало, как и то, что власть с этого момента надо будет передавать не по лествичной системе, а напрямую, от отца к сыну. Быть может, его немного коробила необходимость вправлять мозги старшему брату – но это он сделает тихо, по-семейному, не вынося сора из терема. Мальчики говорят, что попасть отсюда в тридесятое царство к Серегину можно прямо из его палат, шагнув в открывшуюся в воздухе дыру. И если он хочет участвовать в этой игре, то обязательно должен это сделать, ибо без соглашения с Серегиным, который, как говорят люди, с неуклонной честностью соблюдает все договора, невозможно решение основных болезненных проблем Руси, которую надо просто немедленно спасать.

Двести четырнадцатый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Силы.