Примечание авторов: * тьма – в древнеславянском счете означает десять тысяч.

– Спасибо на добром слове, великий князь киевский Ярослав Всеволодович, – сказал я, – если будет такая необходимость, тогда и поговорим о твоей подмоге. А сейчас попрошу подняться на второй поверх в мои покои. Наш разговор о нынешних ваших делах тоже не ждет.

В мой кабинет мы опять поднялись в том же составе, как и тогда, когда на месте Ярослава Всеволодовича сидел Евпатий Коловрат. Было это всего двадцать дней назад, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Да и переговоры теперь проходили совершенно на другом уровне. Если не считать владимирского князя Юрия, самого старшего из ныне живых потомков Всеволода Большой Гнездо, Ярослав Всеволодович ныне является одним из самых авторитетных рюриковичей, а если брать только реальную власть и влияние, то и первым из них. Но нам он или его сын не нужны первыми среди равных. Нам представители этой династии нужны в роли самовластных государей, способных повернуть вспять процесс усиления феодальной раздробленности, когда каждый князь наделяет своих многочисленных сыновей все более и более мелкими уделами. И вот уже начинают говорить: «…что в Ростовской земле по князю в каждом селе, или что в Ростовской земле на трех князей один воин». Вы думаете, почему этот прожженный средневековый политик прибыл сюда и говорит со мной как равный с равным? Отнюдь не потому, что окружающие называют меня князем. Князья тоже бывают разные, и он это знает. Вся эта встреча стала возможной только потому, что за моей спиной стоит войско, сумевшее стереть с лица земли обуревшие от безнаказанности Батыевы орды. Князя князем делает войско – и больше ничего.

Войдя в мой кабинет, Ярослав Всеволодович, не подходя к столу, сперва внимательно осмотрел поставленную в угол тушку Батыя и предназначенный для него кол, пробормотал что-то вроде: «Крассавец» и даже попробовал постучать того по голове. Голова стучаться не пожелала, и вообще, с тем же успехом он мог попытаться лупить того кузнечным молотом. Потом, резко потеряв интерес к тому, что еще совсем недавно было одним из могущественнейших людей его мира, обрекавших на смерть десятки тысяч человек, великий князь вместе с сыновьями прошел к столу, и они втроем уселись на указанные им места. Киевский князь в центре, Александр по правую руку от него, а Глеб по левую. Мы же заняли привычную для себя диспозицию – я на одном конце стола, отец Александр на другом, Анастасия, Птица, Кобра и Колдун – напротив гостей. А прямо на столе был водружен огромный трехмерный макет русской земли и окрестностей, примерно так от Кольского полуострова до Каспийского моря с севера на юг, и от уральских гор до долготы Одера с востока на запад.

Первым начал говорить великий князь киевский.

– Мои сыновья Александр и Глеб, – произнес он, кося глазами на этот макет, – сообщили мне о твоих планах переделать нашу бестолковую Русь в единую Империю, императором которой будет мой старший сын Александр. Ничего не имею против того, но имей в виду, князь Серегин, что владимирский князь Юрий Всеволодович, пошедший на тебя войной, приходится мне братом, и я не допущу его смерти…

– Насколько я понимаю, – сказал я, – он уже никуда не идет, потому, что его же вассалы и дружинники не одобрили этой идеи. Но что плохо, не одобрили они ее не потому, что нехорошо устраивать междоусобные войны, когда одни русские вои убивают таких же русских, а потому что побоялись, быть разбитыми и уничтоженными, подобно воинству Батыя, той силой, которую я привел на Русь, чтобы навести на ней порядок. Я даже не буду требовать публичного унижения твоего брата.