Рассказывают даже, что этот человек не боится ни Бога, ни черта, потому что с Богом он на короткой ноге, а черт сам боится этого Серегина, поскольку уже несколько раз терпел от него сокрушительные поражения. Поэтому я чувствую, что этот патрикий Кирилл, по сути мелкий и никчемный человечишка, несмотря на всю свою исполнительность, зачем-то понадобился этому Серегину и сейчас, несмотря на свое бесследное исчезновение, жив, здоров, полностью невредим и ждет того момента, когда сможет нам навредить.

«Да Юстиниан просто в истерике, – ошарашено подумал Нарзес, – он и ненавидит этого Серегина просто за то, что тот есть, и надеется с моей помощью заполучить у него для себя вторую молодость. А все дело в том, что он отчаянно боится умирать, ибо, закрыв глаза, он видит не призрак райских кущ, в которых поют ангелы, а котлы со смолой, полные воющих грешников… Я старше него на много лет и служил еще его уравновешенному и взвешенному дяде, но мне на склоне лет совсем не страшно смотреть в лицо грядущей смерти, а ему совсем наоборот. Вся его жизнь, все к чему он стремился и чего желал – все пошло прахом, и хоть империя расширилась территориально, приняв в себя часть наследия своей западной сестры, но на самом деле все это морок, тупик. Казна растрачена, податное сословие, питающее государство своими налогами, истощено, армия обескровлена и большую ее часть составляют варвары-наемники, а меньшую и наиболее надежную – мои соплеменники, для которых Византия стала второй родиной.

Да что там говорить – почти половину всех вооруженных сил империи составляют отряды частных лиц, так называемых ипаспистов или букеллариев. У меня таких на Италийской войне, к примеру, было пять тысяч, у Велизария семь. От трети до четверти армии. А ведь там еще были отряды более мелких начальников, необходимые для того, чтобы держать в узде многочисленных наемников. По отдельности они не представляют большой угрозы, но в случае если их хозяева сговорятся, государство может оказаться в опасности большого мятежа. А недовольство Юстинианом зреет, и теперь о нем говорят почти открыто. Кстати, еще неизвестно, до чего доведет страну его племянник Юстин, которого сейчас все прочат в преемники-наследники. Мол, от добра добра не ищут. А какое же оно добро – гниль одна и разорение, да и сам Юстин – обалдуй, находящийся под властью своей вздорной жены. Какое счастье, что я уже не увижу, как это ничтожество усядется на троне. Или все же увижу, если Юстиниан будет настолько подл, что издохнет раньше меня…»

– Почему ты молчишь, Нарзес? – встревожился Юстиниан, – неужели тебе были непонятны мои слова?

– Нет, мой добрый господин, я просто думал, как лучше выполнить ваше поручение, – торопливо ответил тот, а сам подумал, что хорошо, что мысли умеет читать только архонт Серегин или кто-то из его клиентов, а не присутствующий здесь Юстиниан, иначе бы ему, Нарзесу, не сносить своей седой головы.

– Не о чем тут думать! – категорически заявил император. – Немедленно поезжай с посольством к этому Серегину, а я пока тут буду собирать армию. Самое главное, что ты должен сделать – это узнать, каким образом я смогу получить для себя вторую молодость, ну и, конечно, о военных силах этой Артании и об удобных дорогах к ее столице… Как докладывают наши агенты, сейчас там нет никакого архонта-колдуна, а вместо него делами занимаются его старшие дружинники, Добрыня и Ратибор. Но они знают, где он находится, поэтому сразу, как только прибудешь туда с посольством, и он тоже объявится в тех краях.

«Ага, – подумал византийский полководец, – ты соберешь всякий сброд, числом поболее, ценою подешевле, а мне им потом командовать.