Так что зайдя по пути в храм Святой Софии и возблагодарив господа за успешное окончание длинного и опасного путешествия, Нарзес сразу же, несмотря на проливной дождь и общую усталость, явился во Влахернский дворец и о нем немедленно было доложено Юстиниану.

– Ну наконец-то, – вздохнул вконец издергавшийся автократор ромеев, – немедленно зовите его прямо сюда и пусть он поторопится.

И полетел по дворцовым переходам скороход в мягких, подбитых сукном башмаках, специально придуманных для того, чтобы не оскорблять банальным звуком шагов священную дворцовую тишину, за которой следили специально назначенные чиновники-силенциарии. Возможно, именно в юстиниановской Византии возник обычай всем допущенным ко входу во дворец выдавать мягкие тапочки-бахилы, которые было положено надевать поверх своей обуви. Двойная выгода – и тишина соблюдена, и дорогой пол не поцарапан и не испачкан.

– Мой господин, – упал великий византийский полководец в ноги Юстиниану, едва только вошел в покои, – я поспешал на твой зов как мог, но Господь соизволил сделать так, что осенние шторма в этом году начались раньше обычного и оказались вельми суровыми. Ни один капитан не брался даже за то, чтобы переправить меня и моих людей по кратчайшему пути от Бриндизи до Дуррациума, и пришлось мне, несмотря на плохие условия, путешествовать кружным сухопутным путем, который втрое длиннее. Прости меня, если можешь, за эту оплошность.

Юстиниан только сейчас немного расслабился – ему стало казаться что все будет хорошо, Нарзес мудрый, он со всем справится и решит все вопросы, тем более что об архонте-колдуне Серегине уже давно ничего не слышно. То ли умер от чего-то, то ли ушел в те адские дали, откуда и явился. Хорошо бы было, если бы он исчез навсегда, но надеяться на это глупо. Вот придет весна, зазеленеет трава – и вместе с первым теплым ветром и клиньями летящих на север журавлей со своим могучим войском объявится в Артании и архонт-колдун.

Поэтому автократор ромеев выпрямился на троне, сделал величественный вид, простер руку к преклонившему колена Нарзесу и важно произнес:

– Конечно, я прощаю тебя, мой верный друг, который никогда не предаст меня, как этот интриган Велизарий, переметнувшийся к враждебным империи варварам… вставай скорей с колен и садись в вон то курульное кресло, как и положено римскому сенатору. Разговор у нас с тобой будет долгий и обстоятельный.

«Так, – подумал ошарашенный Нарзес, поднимаясь с колен и усаживаясь в предложенное кресло, – Велизарий перешел на сторону варваров?! Скорее небо упадет на землю и пустится в пляс с саблями, чем я поверю что это так. Он, конечно, действительно интриган, который всегда был рад подсидеть честного армянина, но для того, чтобы Велизарий стал изменником, требуется, чтобы эти варвары не были варварами, а совсем наоборот, ибо, если что и признает старый плут, так это железный и неукоснительный римский порядок, и никакой варварской анархией и военной демократией его не соблазнить».

Тем временем Юстиниан продолжал вещать пристально глядя на собеседника:

– Вынужден признаться, у нашей империи ромеев приключились большие неприятности. На дальней реке Борисфене в конце этого лета, внезапно объявилось войско некоего архонта-колдуна Серегина. Это войско, состоящее из несметного количества прекрасно экипированных и вооруженных могучих женщин чудовищного роста, сокрушило наших добрых федератов-обров, после чего архонт Серегин принялся воздвигать из местных варваров-антов славянскую империю.