Я понимаю Серегина, Кобру и отца Александра, решивших ударить по монголам самым страшным оружием из имеющегося в нашем распоряжении. Сергей Сергеевич, сдается мне, вообще поставил цель сделать так, чтобы из этого похода живым не вернулся ни один из тех, кто встал по знамена Бату-хана из уверенности в своем монгольском превосходстве над другими народами, а также из алчности или из страха, что нечто подобное эти нелюди проделают и над его родными и близкими. Я уверена, что капитан Серегин обязательно выполнит задуманное. Перебив все Батыево войско до последнего человека, он совершит стремительный ответный поход туда, где захватчики прячут свои семьи, после чего местные историки смогут забыть о существовании такой территориальной единицы, как Джучиев улус.

Но я также уверена, что Серегин не будет истреблять женщин и детей тех, кто замарал себя в людской крови, просто постарается убрать их из этого мира. Он обязательно сделает это, оставив свои руки и совесть не замаранными убийством беззащитных. Я знаю это, потому что членство в «пятерке» сделало его немножечко мной, а меня немножечко им. Но сейчас мне надо выкинуть из головы эти мысли, потому что требуется как можно лучше позаботиться о женщинах из княжеской семейки, неожиданно для себя попавших в наше тридесятое царство тридевятое государство.

И пусть Аграфена Ростиславна строго морщит лоб и презрительно поджимает губы, я-то своими талантами Мага Разума вижу, что все это – лишь защитная маска, вызванная испугом и непониманием. Будь ее воля, она бы и сама пошла на смерть, и других за собой потащила, лишь бы не идти в это страшное тридесятое государство, в котором женщины с голыми руками и ногами чувствуют себя перед взглядами мужчин вполне свободно и раскованно. Это ты, бабушка, купающихся голышом в фонтане бывших мясных лилиток и амазонок еще не видела. Мэри говорит, что после такого зрелища Хью Хефнер* запросто удавился бы от зависти. Таких красоток в моделях у него точно не было.

Примечание авторов: * Хью Хефнер – владелец и первый главный редактор журнала «Плейбой», представлявший его обществу не просто как журнал «для мужчин», а как витрину американского образа жизни после сексуальной революции, когда пуританская Америка поняла, что теперь «Бога нет и можно все».

Жена князя Софья Михайловна – она и проще Аграфены Ростиславны, и одновременно более скрытна и замкнута. Я вижу, что больше двадцати лет она прожила в тени князя Юрия незаметной мышкой, рожая ему детей и дожидаясь того момента, когда однажды помрет свекровь – тогда к ней перешла бы вся полнота власти на женской половине княжьего терема. Но этот момент все никак не наступал, властная старуха была живее всех живых, а Софья Михайловна, уже обрюзгшая и оплывшая, с распухшими как столбы ногами, день ото дня с горечью наблюдала, как муж все меньше внимания обращает на нее, и больше на молоденьких служанок. Ведь он же еще мужчина в самом расцвете сил. Все по поговорке: «Седина в бороду, бес в ребро». Увидев, какие у нас тут ходят красотки, княжья супружница совсем приуныла, понимая, что стоит Юрию Игоревичу заглянуть к нам на огонек – и ее семейная жизнь осложнится до невозможности.

Единственная женщина, вызывавшая в той компании мое полное и безоговорочное сочувствие, была Евпраксия, вдова молодого князя Федора Юрьевича, поехавшего на мирные переговоры с монголами и убитого по приказу Батыя за отказ привести жену на позор и поругание. Молодая женщина, любившая своего супруга больше самой жизни, до краев была полна скорби и безутешного горя. Как маг разума и вытирательница носов, могу сказать, что такие раны в сердце способно залечить только время, я лишь слегка подправила ее внутренние установки, чтобы приступы горя не стали самоподдерживающимися и не привели молодую женщину к черной меланхолии и, не дай Бог, к идее самоубийства.