Ты думаешь, у вас там мало журналистов, которые почтут за счастье, если им позволят ездить с президентом? - с какой-то пугающей откровенностью заявила мне Наталья Тимакова. - Так что советую тебе подумать. Потому что иначе мы тебя скоро вообще отрежем от всех каналов информации. С тобой, заметь, отдельные люди в Кремле еще разговаривают. А посмотри на Пинскера из Итогов: мы его и всю Гусиную стаю вообще уже на порог не пускаем. Поэтому Пинскер уже в полном отрыве: в его статьях - ноль реальной информации о происходящем в Кремле!
(Интересно, вспоминала ли нынешняя начальница пресс-службы Тимакова этот разговор, когда полтора года спустя не постеснялась вместе с журналистами прийти на похороны трагически погибшего Димы Пинскера.)
***
Всеми этими милыми приемчиками кремлевская пресс-хата добилась своего: физически, а главное - морально, существовать там становилось уже просто невыносимо. Но ровно в этот момент я твердо решила для себя: если в неравном бою Коммерсанта с кремлевской пресс-службой кто-то и сдастся, то пусть это буду не я. Просто потому, что плюнуть и уйти означало бы признать победу путинских цензоров. И позволить им, по сути, ввести в стране запрет на профессию для неподконтрольных Кремлю журналистов.
Как Путин испортил мне Пасху.
Я не суеверна, но когда весной 2000 года мне сказали, что Пасху мне придется справлять вместе с Путиным (ему приспичило съездить в Санкт-Петербург, и оттуда нужно было написать репортаж), я громко выматерилась. Дело в том, что мне сразу же в красках вспомнился старый семейный апокриф.
Как-то раз, на Святое Воскресенье, моя мама чуть не плача умоляла папу:
- Ну не езди ты, Витя, сегодня в гараж чинить машину - грех ведь в великий праздник работать, Бог накажет!
Но папа, разумеется, не послушался и поехал. А когда вечером он вернулся, хохот в квартире стоял минут десять. Потому что утром от нас уезжал папа как папа - красивый и здоровый, а вернулось - чудовище с обезображенным лихорадкой лицом и обметанными губами. Возможно, дело было и не в Божьей каре - просто наш папа, поверив весеннему солнышку, несколько часов пролежал под своей машиной в ледяной, как могила, ремонтной яме. Но из апокрифа слова не выкинешь.
Я-то в отличие от своей мамы как раз наоборот убеждена, что работать никогда не грех, а за работу в праздники Господь еще и молоко с булочками за вредность дает. Но все равно, перспектива получить вместо пасхальных куличей постные чиновничьи физиономии вызвала у меня легкий приступ тошноты.
В общем, в Питер я отправилась в самом дурном расположении духа. Предчувствия, как водится, не обманули.
- Как ты думаешь, Лена, а можно в церковь на Пасху без платка на голове идти? - елейным голоском спросил меня по приезде президентский пресс-секретарь Громов. - Вам - можно, Алексей Алексеевич, - съязвила я.
Я уже чувствовала, куда клонит пресс-служба: они еще и в Исаакиевский собор решили прессу только по пулам пускать! Ну уж вот это - дудки!
***
У меня в отличие от Громова платочек с собой был, и я решила как добрая прихожанка, пробраться в собор заблаговременно, в обход всяких охранников. Мой маневр прекрасно удался. Я приехала часам к одиннадцати вечера. К этому времени Исаакий хотя и был уже оцеплен, но всех прихожан еще пускали - президентская охрана прекрасно понимала, что иначе выйдет скандал.
Внутри собора, оглядевшись, я к своему изумлению обнаружила, что явиться на пасхальную службу без разрешения кремлевских чиновников не решился больше ни один из коллег-журналистов.
Впрочем, вскоре сквозь толпу молящихся стала пробиваться свита официоза - представители прокремлевских информационных агентств. |