|
Перекусить чего-нибудь… всѣмъ будетъ доволенъ. Превосходная бараннна… чудесный соусъ… все превосходно.» Веселость Джорджа противорѣчила восхитительнымъ образомъ пасмурной суровости его отца. Онъ шумѣлъ и болталъ безъ умолка въ продолженіе всего обѣда, къ величайшему наслажденію всѣхъ особъ, и въ особенности одной дѣвицы, сидѣвшей подлѣ него. Какъ-скоро молодая леди полакомилась апельсинчикомъ и рюмкою малаги, – что состав-ляло обыкновенное заключеніе печальныхъ банкетовъ въ этомъ джентльменскомъ домѣ.-отецъ семейства подалъ знакъ вставать изъ-за стола, и всѣ онѣ удалились въ гостиную на верхъ. Амелія надѣялась, что и Джорджъ мемедленно присоединится къ нимъ. Немедленно она сѣла за старинный ройяль, и принялась, съ особеннымъ одушевленіенъ, играть его любимые вальсы; но эта маленькая хитрость, сверхъ всякого ожиданія, не сопровождалась вожделѣннымъ успѣхомъ. Джорджъ былъ глухъ къ своимъ любимымъ вальсамъ. Мелодическіе звуки становились слабѣе и слабѣе, одушевленіе пѣвицы замирало больше и больше, и, наконецъ, она совсѣмъ оставила неуклюжій инструментъ. Ея милыя подруги играли теперь самыя громкія и блистательныя пьесы изъ своего нового репертуара; но она уже не слыхала ничего, и сидѣла молча, погруженная въ свои мрачныя думы. Зловѣщее предчувствіе тяготило ея маленькое сердце. Старикъ Осборнъ, угрюмый и пасмурный всегда, былъ теперь особенно мраченъ и суровъ, и страшно смотрѣлъ на нее. Его глаза слѣдили за ней дико, когда она выходила изъ столовой. Боже мой! Чѣмъ-же она провинилась передъ отцомъ своего жениха? Когда принесли кофе, Амелія вздрогнула, какъ будто буфетчикъ, Гикксъ, предлагалъ ей чашу съ ядомъ. Бѣдами грозитъ будущность… Какими же, позвольте спросить? О, женщины, женщины! Ничтожество вамъ имя. Какъ часто вы лелѣете въ своихъ душахъ какія-то грозныя предчувствія безъ всякой разумной причи-ны и безъ малѣйшихъ основаній! Самыя безобразныя мысли становятся любимцами вашего сердца, и вы ласкаете ихъ нѣжно, какъ своихъ безобразныхъ дѣтищъ. О, женщины, женщины! Угрюмая физіономія отца произвела также весьма невыгодное впечатлѣніе на сердце сына. Джорджу нужны были деньги до зарѣза, а какъ прикажете ихъ просить, когда старшина смот-ритъ такимъ бирюкомъ? Нехорошо, даже очень нехорошо. Не перегодить ли? Невозможно; онъ еще наканунѣ профинтился въ-пухъ, и теперь на душѣ его карточный должишко. Надо попробовать. Джорджъ началъ прославлять ароматическій запахъ и чудный вкусъ ро-дительскихъ винъ; это было наилучшимъ средствомъ развязать языкъ угрюмому старику. – Превосходная мадера! Признаться, такой мы не пивали и въ Калькуттѣ. Намеднись я ото-слалъ изъ вашего погреба три бутылки полковнику Гевитопу; онъ говоритъ, что такого вина не сыскать въ цѣлой Англіи. – Право? Онъ сказалъ это? – Честное слово. – Мудреного тутъ нѣтъ ничего; это почтенная, старая мадера. – Сколько она вамъ стоитъ? – Восемь шиллинговъ бутылка. – Это еще не дорого, если взять въ расчетъ… – Конечно недорого, нечего тутъ брать и въ расчетъ. – А знаете ли, что, папа? сказалъ Джорджъ веселымъ тономъ. Не хотите ли взять по шести гиней за дюжину бутылокъ? Я бы вамъ нашолъ покупщика. – Какого? – Это, скажу я вамъ, величайшій изъ людей во всѣхъ трехъ королевствахъ. – Пожалуй, я продамъ, сказалъ отецъ. Кто жь это? – Когда генералъ Дагилетъ былъ въ Четемѣ, Гевитопъ сочинилъ для него великолѣпный завтракъ, и угостилъ его вашей мадерой. Генералу такъ понравилось винцо, что онъ тутъ же по-любопытствовалъ развѣдать, гдѣ, какъ и почему… ну, сами знаете. |
