Бывают случаи, когда даже врач бессилен, да и не нужен. Вот и сейчас, перед Анной, у нее была такая пациентка, которая не нуждалась в помощи. Ирина прекрасно себя чувствовала, но пришла на прием из-за собственной матери. И как раз мать считала, что дочь точно сумасшедшая. На всю голову больная. Собственно, мать и была пациенткой Нинки и просто умоляла уговорить Людмилу Никандровну принять ее сумасшедшую дочь, у которой крыша поехала и рассудок помутился. А как не сумасшедшую, если она мужа любит больше, чем ребенка! Да-да, именно так.
Молодая женщина, пришедшая к Людмиле Никандровне только для того, чтобы ее мать уже успокоилась, прекрасно осознавала свои чувства, не отрицала их, не стеснялась. Но в ней успел поселиться комплекс вины. К тому же бабушка со своими представлениями о любви накручивала и собственного внука, каждый раз напоминая, что его мама ненормальная, раз любит мужа, а не такого прекрасного сына. Благо парень оказался достаточно здравомыслящим, увлеченным гитарой, созданием собственной группы и бабушкиных причитаний, откровенно говоря, даже не слышал, поскольку спал и ел исключительно в наушниках. Когда бабушка заставляла его снять большие профессиональные наушники, он переходил на беспроводные, которых та не замечала. Парень был счастлив, что мать занята отцом и не достает его. Да и вообще был убежден, что ему повезло с родителями – гитару новую купили, наушники подарили, колонку на Новый год обещали.
Но Ирина все же призналась Людмиле Никандровне, что иногда и сама задумывается, почему сын не вызывает у нее столько эмоций, сколько муж. Неужели она такая ужасная женщина, мать, которая не испытывает должных чувств к собственному ребенку? Или так тоже бывает? Ведь ребенка положено любить больше мужа, причем отца этого ребенка. Людмила Никандровна убедила ее в том, что ничего особенно с ней не случилось. Больше того, что ей повезло – любить. Любить мужчину, мужа, отца своего сына. И сохранять это чувство ярким и неизменным в течение столь долгого времени. Если сын не страдает, если в доме царят мир и спокойствие, если никого эта ситуация не задевает, кроме бабушки, то, значит, такая у них семья, с такими устоями. И кто сказал, что должно быть иначе именно в их случае?
Ирина ушла успокоенная, а Людмила Никандровна еще долго думала о том, что, будь она не врачом, тоже бы повела себя как та бабушка. Она искренне не понимала, как можно вообще сравнивать и оценивать любовь? И разве любовь к ребенку не должна по определению, по всем человеческим и животным законам быть в миллиард раз сильнее? И как, должно быть, странно наблюдать за этой ситуацией той самой бабушке, которая жила по другим законам: главное для женщины – ребенок. А мужчина – так, между прочим.
* * *
Анна, очевидно, пришла с проблемой, никоим образом не связанной ни с мужем, ни с ребенком в переходном возрасте, ни с самооценкой, самоопределением, принятием себя или, наоборот, неприятием. У нее все было абсолютно нормально. Но не настолько, чтобы эта нормальность могла настораживать и вызывать подозрения в более сложных диагнозах. Например, шизофреники, которыми Людмила Никандровна искренне восхищалась. Точнее, заболеванием, которое было прекрасным и чудовищным одновременно. Которое делало людей талантливыми до гениальности и безумия. И в то же время доводило до животного состояния. Более общительных, очаровательных, харизматичных людей, способных увлечь, влюбить в себя, с великолепным чувством юмора Людмила Никандровна не встречала. И от этого еще страшнее становились преображение, полная подмена личности.
* * *
– Вы давно в браке? – Людмила Никандровна сделала еще одну попытку. |