|
- На жизнь и на смерть, - заявил Гербесдерфер. - И ни один уже не сдрейфит, - добавил Польстер. Тогда Бальрих дал им совет без шума бросить работу. - Никакого насилия! Ждать, пока Геслинг не примет ваших требований. - Тариф! - закричали рабочие. - Минимальный заработок - двадцать восемь марок! Но Бальрих возразил: - Не тариф, а тридцать пять марок... А не пойдет на это - выжидать! У меня есть дело к его сыну... - обращался Бальрих то к одному, то к другому. - Вы же сами понимаете, что Геслинг не пожертвует сыном, если вы от отца потребуете только одного, чтобы он перестал обманывать вас и сосать из вас кровь. Неужели он откажет в помощи родному сыну и не спасет его? Кто поверит этому? Старик рабочий положил руку на плечо Бальриха и сказал: - Никто не поверит. - Такого не бывало, - повторяли рабочие и поодиночке, украдкой стали выходить из комнаты. Позади кровати послышался шорох. Бальрих схватился было за револьвер, но перед ним вдруг предстал Ганс Бук. Бальрих бросился его обнимать. - Ах ты пострел, как я тебе благодарен! Без тебя мне бы уже пришел конец! Но он неожиданно встретил отпор. Юному богачу было сейчас не до него, он вывернулся из его рук. - Не благодари меня, - сказал он сердито; его широко открытые глаза были полны слез, как у девушки. - Я только мимоходом, случайно задержался здесь у тебя. Я спешил к другой. - Держась за столбик кровати, он согнулся, словно от боли. - Но она не стоит этого, - проговорил Ганс и зарыдал. Затем он стал перед ее братом и спросил: - Она прогнала меня... Можешь ты ей это простить, если ты мне друг? - Бедняга, - сказал рабочий участливо. Семнадцатилетний юноша в отчаянии ломал руки. - Вот какое у меня горе! Неужели девушка не чувствует, когда ее беззаветно любят, и что никто, ни один человек не будет так ее любить? Я никогда бы этому не поверил. Но для меня теперь все кончено... Я погиб. Брат взял его стиснутые руки в свои. Он тоже мучился и с болью сказал: - Забудь ее. Ты лучше всех нас. Я тоже люблю ее. Но мы с ней дурные люди: мы любим деньги. Тут Ганс вскипел: - Деньги? У меня были деньги, но она не взяла их. - И он показал Бальриху банкнот на крупную сумму. - Даже этих денег она не приняла, а какая женщина отказалась бы от них! Это мы, богатые, приучили вас брать деньги. За что же ты бранишь ее? На этот раз слезы показались на глазах Бальриха. Он положил руку на кудрявую голову Ганса: - Эх ты, несчастный! Ганс заломил руки. - Мы бежали бы с ней и были бы одни в целом мире. В людской толпе никто не узнал бы нас. Я стал бы работать. Я бы взял самую трудную, самую грязную работу! Я трудился бы для нее, чтобы наряжать ее дивное тело, питать ее сладостный рот. Я жил бы ради ее поцелуев, а если бы мне не дано было жить в этом блаженстве, я умер бы, целуя ее. Мы умерли бы бедными и побежденными; но столько жизни, столько бессмертного счастья излучали бы мы, что наша убогая мансарда еще сияла бы, когда мы стали бы уже трупами. Ганс опустился на колени возле постели и стал изливать свое сердце, обращаясь к той, чей образ неотступно витал перед ним. Бальрих за его спиной участливо спросил: - Почему она не приняла от тебя деньги? Юноша поднялся, и потупил глаза: - Потому что она боялась за меня. |
