Я сел за кухонный стол и положил несколько ложек сахара в дымящуюся чашечку черного кофе. Это был самый замечательный напиток из всех, что я когда‑либо пробовал.

Сигурлин подошла к окну и посмотрела на машину – "вольво", – стоявшую возле дома.

– А где фольксваген?

Я состроил гримасу.

– Он уничтожен.

Большой русский сказал, что Ильич разобрал его на части, и судя по тому беглому взгляду, который я бросил на фольксваген, это соответствовало действительности.

– Сколько он стоит, Сигурлин? – спросил я и сунул руку в карман за чековой книжкой.

Она нетерпеливо отмахнулась.

– Это может подождать. – В ее голосе появился металл. – Элин мне все рассказала. Про Слейда, про Кенникена...

– Тебе не следовало этого делать, Элин, – произнес я тихо.

– Я должна была с кем‑то это обсудить, – воскликнула она.

– Тебе необходимо пойти в полицию, – сказала Сигурлин.

Я покачал головой.

– До сих пор сражение велось тайно. Потери несли только профессионалы – люди, которые знают, чем рискуют и сознательно идущие на это. Не пострадал ни один случайный свидетель. Я хочу, чтобы все так и продолжалось. Всякий, кто начнет крутиться поблизости, не зная правил игры, окажется в большой опасности – независимо от того, надета на нем полицейская униформа или нет.

– Но подобные проблемы не должны решаться на таком уровне, – возразила она. – Пускай ими занимаются политики и дипломаты.

Я вздохнул и наклонился вперед на своем стуле.

– Когда я в первый раз приехал в эту страну, кто‑то сказал мне, что существуют три вещи, которые не может объяснить ни один исландец – даже другому исландцу: исландская политическая система, исландская экономическая система и исландские законы, регламентирующие продажу спиртных напитков. В данную минуту нас не интересует алкоголь, но политика и экономика расположены в верхней части списка проблем, которые меня беспокоят.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – произнесла Элин несколько озадаченно.

– Я говорю вот про этот холодильник, – сказал я. – И про эту кофемолку. – Мой палец снова вытянулся. – И про электрический чайник, и про транзисторный приемник. Они все импортированы, а чтобы позволить себе импорт, вы должны поставлять товары на экспорт – рыбу, баранину, шерсть. Косяки сельди ушли от берега на тысячу миль, оставив ваш сельдяной флот на мели. Ваши дела и без того достаточно плохи, чтобы делать их еще хуже.

Сигурлин изогнула брови.

– Что ты имеешь в виду?

– В данном столкновении участвуют три страны – Британия, Америка и Россия. Предположим, что борьба перейдет в дипломатическое русло и будет объявлена нота протеста, гласящая: "Перестаньте вести свои сражения на исландской территории". Ты думаешь, подобные вещи возможно удержать в секрете? В каждой стране есть люди с крайними политическими взглядами – я уверен, Исландия здесь не исключение, – и они все поднимут большой шум.

Я поднялся со стула.

– Антиамериканцы начнут кричать о базе в Кьеблавике, антикоммунисты получат хороший предлог, за который можно ухватиться, и у вас, возможно, возобновится Рыбная война с Британией, поскольку я знаю, что множество исландцев недовольны соглашением 1961 года.

Я повернулся лицом к Сигурлин.

– В ходе Рыбной войны вашим траулерам запрещалось заходить в британские порты, поэтому вы установили торговые отношения с Россией, которые продолжаются и поныне. Что ты думаешь о России как о торговом партнере?

– Я думаю о ней очень хорошо, – ответила она немедленно.