на  коне копьем поражает чешуйчатого дракона. Юноша этот

          -  Георгий  Победоносец,  и  перед  ним  горит  граненая

          разноцветная   лампада.   Зал   занят   белыми  штабными

          офицерами.  Большинство из них - в башлыках и наушниках.

          Бесчисленные полевые телефоны, штабные карты с флажками,

          пишущие  машины  в  глубине.  На  телефонах  то  и  дело

          вспыхивают  разноцветные  сигналы, телефоны поют нежными

                                 голосами.

          Штаб  фронта стоит третьи сутки на этой станции и третьи

          сутки не спит, но работает, как машина. И лишь опытный и

          наблюдательный  глаз  мог бы увидеть беспокойный налет в

          глазах  у  всех этих людей. И еще одно - страх и надежду

          можно  разобрать  в  этих  глазах,  когда они обращаются

                туда, где некогда был буфет первого класса.

          Там,  отделенный  от  всех  высоким  буфетным шкафом, за

          конторкою,  съежившись  на высоком табурете, сидит Роман

          Валерьянович  Хлудов. Человек этот лицом бел, как кость,

          волосы  у  него черные, причесаны на вечный неразрушимый

          офицерский  пробор.  Хлудов курнос, как Павел, брит, как

          актер;  кажется  моложе всех окружающих, но глаза у него

          старые. На нем солдатская шинель, подпоясан он ремнем по

          ней  не  то  по-бабьи,  не  то как помещики подпоясывали

          шлафрок. Погоны суконные, и на них небрежно нашит черный

          генеральский   зигзаг.   Фуражка   защитная,  грязная, с

          тусклой  кокардой,  на  руках  варежки.  На  Хлудове нет

                              никакого оружия.

          Он  болен  чем-то,  этот  человек,  весь болен, с ног до

          головы.  Он морщится, дергается, любит менять интонации.