— Совершенно верно, но гарантия распрост­раняется на детей, не достигших тринадцати­летия.

Неожиданно оказывается, что всем есть что сказать.

— Денег хватает только на малолетних, — го­ворит директор.

— Необходимо вносить поправки в школьную программу, — заявляет юрист.

— Мы хотим только добра тебе и всем ос­тальным детям, содержащимся в стенах это­го учреждения, — перебивает их миссис Как-то-там.

Обрывки фраз летают по комнате, словно мячики, отброшенные умелой рукой теннисис­та. Риса ничего не говорит, просто слушает.

— Ты отлично играешь на рояле, но...

— Как я уже сказала, ты достигла верхнего предела своего потенциала...

— По крайней мере, в данном заведении...

— Если бы ты выбрала менее престижную учебную программу...

— Нет, ну, это еще вилами по воде писано...

— У нас связаны руки...

— Нежеланные дети рождаются каждый день — и не всех успевают подбросить...

— Наш долг — позаботиться о тех, кому не по­везло...

— Необходимо найти место для каждого си­роты...

— Значит, каким-то образом необходимо уменьшить количество подростков, содержа­щихся в интернатах, на целых пять процен­тов...

— Ты же сама понимаешь, не правда ли?..

Риса больше не может все это слушать. Она наконец подает голос, и все трое тут же замол­кают, потому что она произносит то, что ни один из них не осмелился озвучить.

— Значит, меня отдают на разборку?

Тишина. Молчание — знак согласия, оно красноречивее любых слов.

Социальная работница хочет взять Рису за руку, но девочка отстраняется.

— Я понимаю, тебе страшно. Перемены все­гда пугают.

— Перемены?! — кричит Риса. — Вы называете это переменами? Смерть чем-то отличается от перемен, как вы считаете?

Директору, видимо, снова становится душ­но, и он опять ослабляет узел галстука, не же­лая, очевидно, получить преждевременный удар. Юрист открывает портфель.

— Мисс Сирота, давайте не будем. Это не смерть, и я уверен, всем было бы намного лег­че, если бы вы перестали говорить столь не­корректные вещи. Дело в том, что вы остане­тесь на сто процентов живой, но в разделен­ном состоянии.

Он достает из портфеля буклет в яркой об­ложке.

— В этой брошюре содержится информация о заготовительном лагере «Твин-Лэйкс».

— Это прекрасное место, — говорит дирек­тор. — Мы направляем туда всех детей, готовя­щихся пройти процедуру разделения. Даже мой собственный племянник там побывал.

— Рада за него.

— Я все же настаиваю на том, что вас ждут именно перемены, — говорит социальная ра­ботница, — не более того. Так, вода, изменяясь, превращается в облака и выпадает на землю дождем, а дождь, замерзая, превращается в снег. Ты будешь жить, Риса. Просто в иной форме.

Но Риса их больше не слушает. Ее захлест­нула волна паники.

— Я могу отказаться от музыкальной карье­ры, — говорит она. — Я могла бы заняться чем-нибудь еще.

— К сожалению, слишком поздно, — говорит директор Томас, горестно кивая.

— Нет, не поздно. Я привыкла работать над гобой. Я могла бы пойти в армию. Там всегда нужны солдаты.

Костюм раздосадованно вздыхает и смот­рит на часы. Социальная работница наклоняет­ся к девочке.

— Риса, прошу тебя, — говорит она. — Чтобы стать солдатом, нужно иметь определенное телосложение и долгие годы тренироваться для приобретения необходимой физической формы.

— Вы не дадите мне возможности выбрать? — кричит Риса. Оглянувшись, она понимает, что вопрос риторический: за спиной уже стоят двое охранников, выбора нет.