— Смотри, сколько подали закусок.

— Да, я этого давно не видал… Господи!..

— Кажется, нечего тебе желать доброго аппетита? Ешь, голубчик… О чем мы говорили? Да, кстати, о деньгах, — вскользь добавила она. — Или, вернее, не совсем кстати. Быть может, это тебя тревожит, мой друг? Правда? Так вот я хотела тебе сказать, что об этом ты совершенно не должен беспокоиться…

— У меня есть деньги, — поспешно сказал Витя.

— Да, эти три тысячи марок, конспиратор? На это далеко не уедешь, — смеясь сказала Муся. — Но я тебе открываю неограниченный кредит… Из моих денег, — подчеркнула она, — из тех, что я получу от папы… Хотя и Вивиан мне говорил то же самое. Он тебя так любит…

Витя покраснел до корней волос. Муся весело на него смотрела. Вид того, как он ел, доставлял ей удовольствие.

— Спасибо, но мне не нужно… Я думаю, этих трех тысяч мне хватит для того, чтобы пробраться на юг России.

— Куда? На юг России? Ты с ума сошел!

— Нет, не сошел. Я твердо решил…

— Какой вздор! Тебя только там не видали! Тебе учиться надо, а не воевать… Но мы все это еще. обсудим с Вивианом…

— И обсуждать нечего, — мрачно ответил Витя, подумав, что, если он с кем-либо не станет этого обсуждать, то именно с Клервиллем.

— Хорошо, хорошо… К тому же, ты и не можешь ехать на юг России до тех пор, пока не выпустят Николая Петровича. Подумай только, что с ним может быть, если они узнают, что его сын в этих южных армиях! — По изменившемуся лицу Вити она увидела, что нашла настоящий довод, которым и надо будет пользоваться. — Ну, да обо всем этом еще рано говорить.

— Да, рано… Хотя почему же рано?.. Значит, по-твоему, надо сидеть так, сложа руки, и ждать, пока им угодно будет освободить папу, Алексея Андреевича, всех…

— Витенька, но что же делать? Мы из Англии будем хлопотать, у Вивиана там большие связи… Все-таки, если кто может оказать протекцию, то скорее всего англичане.

— Они уже оказали протекцию капитану Кроми, твои англичане!

— Это дело еще не кончено. Я уверена, английское правительство так этого не оставит!.. Витенька, повторяю, что же делать? Во всяком случае отсюда ты сможешь посылать Николаю Петровичу провизию. Там ведь ничего нет. Согласись, для одного этого стоило уехать.

— Ты думаешь, это возможно? Мне и то совестно есть все это, — сказал Витя. — В то время, как там…

— Я думаю, скоро будет возможно. Ведь я и нашим буду все посылать. Глаше, Сонечке, Никонову…

— Да, им, вероятно, можно будет, но в крепость, как ты думаешь?.. Вы здесь ничего не слышали о заключенных? У нас ходят всякие слухи!.. Вы ничего не слышали?

— Ничего, решительно ничего, — сказала Муся. Витя беспокойно на нее взглянул: его встревожило это повторение: «решительно ничего».

— Наверное? Ты меня не обманываешь?

— Какой ты странный! Что же я могу здесь в Гельсингфорсе знать?

Муся действительно ничего по-настоящему не знала. Однако как раз накануне завтракавший с ними английский офицер, только что приехавший с русской границы, рассказывал, что у Лисьего Носа большевики расстреляли и затопили в северном Кронштадтском фарватере несколько барж с заключенными, вывезенными из петербургских тюрем. Клервилль был чрезвычайно недоволен тем, что его товарищ рассказал это при Мусе, — так на нее подействовал рассказ.