|
Взлетная полоса с белым штрихом разметки посередине превратилась в сплошное мелькающее месиво под нами. — Вверх! Вверх! Вверх! Он потянул штурвал на себя, самолет задрал нос, и мы снежно-лимонной ракетой понеслись в небо. — Колеса поднять! Закрылки поднять! — кричал он. — Давай, Дэйзи! Давай! Давай! Для меня это был подъем со скоростью тысяча шестьсот футов в минуту, — это можно было видеть по спидометру вертикальной скорости. Для него это было — как будто кто-то обрезал цепь, земля полетела вниз, и мы оказались в пустом пространстве. Наконец-то свободны! Я развернулся в противоположную сторону от аэропорта, от всех воздушных путей, от всех наземных систем управления полетами, — а он сделал вираж в направлении кучевых облаков, теснившихся, словно воздушные острова, вокруг горных вершин. Это было лучше, чем мечты, в миллион раз лучше, чем валяться в лопухах и воображать себя вон на том облаке. К тому моменту, когда мы достигли облаков, наша скорость составляла 220 миль в час; жуткий восторг сближения с плотной беломраморной массой не омрачался страхом, что смерть прервет это наслаждение. — Ух! УХ! У-УХ! Верховая скачка по облакам на такой скорости не может длиться слишком долго. Мы прошиваем насквозь снежно-белый светящийся шар, спирали тумана стекают с кромок наших крыльев. — Святые Угодники! Мы поворачиваем назад, взбираемся на снежную башню, взбираемся выше ее вершины, круто разворачиваемся и нацеливаемся в клубящийся горный пик, который никому в мире не посчастливилось и уже не посчастливится увидеть, входим в крутое пике — отчаянные лыжники на высоте семь тысяч футов посреди неба — и выныриваем с другой стороны. — ДАВАЙ, ДЭЙЗИ!!! Невероятно, думал я. Ведь он всего лишь маленький мальчик! — Полетели в горы! — сказал он. — Туда, куда еще не ступала нога человека! Я следил, чтобы с нами ничего не случилось, присматривал площадки для аварийной посадки на случай, если откажут оба мотора, поглядывал на уровень топлива, давление масла и температуру двигателей. А он смотрел сквозь лобовое стекло и гнал Дэйзи вперед. Под нами, чуть выше границы лесов, сверкали горные озера, заполненные блестящим расплавленным кобальтом из высотных снежных просторов. Нет дорог, нет пешеходных троп, нет деревьев. Острыми бритвами торчат одинокие остроконечные гранитные вершины, огромные каменные чаши и котлы переполнены снегом, ярко-небесного цвета речушки беззаботно бросаются со скал в пропасти. — МЕДВЕДЬ! Ричард, СмотриСмотриСмотри — МЕДВЕДЬ! Я знал, что медведям нечего делать на этих высотах в горах, но вдруг понял, что сознание взрослого человека, глядя на все сквозь призму рациональности, отказывается увидеть гризли прямо под носом, внизу. Медведь стоял на задних лапах и, казалось, сопел в нашу сторону, пока мы делали вираж над ним. — Дикки, ты совершенно прав! Это медведица! — Она машет нам! Мы качнули крыльями ей в ответ и уже в следующее мгновение пронеслись над горным перевалом и нырнули в долину — я и мальчик, которым я был и у которого до сих пор не было возможности летать. Через час мы вернулись и подрулили к ангару. Дикки отделился от меня, и я снова увидел его в его собственном теле: ему не терпелось выскочить из кабины и посмотреть на Дэйзи со стороны. Он открыл дверь, выпрыгнул наружу и погладил руками обшивку самолета, как будто просто смотреть на него было недостаточно. Я спокойно вышел из кабины и с минуту смотрел на него. |
