|
Жизненные ценности девятилетнего? Эй, тебя заносит, Ричард! Лесли оставила меня с моими мыслями и повернулась к экрану компьютера. Он хочет знать то, что знаю я. Объяснить несложно, но за деталями не будет эмоций, не будет ощущения всей картины. Сомневаюсь, что он сумеет что-то изменить, но, по идее, нет ничего плохого в том, чтобы я его учил, а он меня слушал. Это не обязательно должна быть дорога с двусторонним движением. — Где он сейчас? — спросила она, не отрывая взгляда от экрана компьютера. — Сейчас узнаем. Я закрыл глаза. Ничего. Никаких картин, ни мальчика которым я был. Бездонная пустая чернота. — Вуки, может, это прозвучит глупо, но он убежал! — сказал я. Двенадцать Когда в ту ночь я бросился на кровать и закрыл глаза, первым, что я увидел, была деревянная камера темницы. — Дикки, — прокричал я. —Извини! Я забыл! Тяжелая дверь приоткрыта. — Дикки? Привет! Внутри никого. Скамейка, детская кроватка, холодный огнемет. Он провел здесь десятилетия, потому что я решил никогда не становиться заложником своих чувств, не метаться в бессилии туда и сюда, когда разум бездействует. Но зачем я так перегнул палку? Зачем понадобилось такое самоуничтожение — неужели от неуверенности в себе? Но сегодня этой проблемы нет, размышлял я; сегодня я могу возвратиться и смягчить свою крайнюю меру. Да, я несколько поздно вспомнил о своем человеческом лице. Но “несколько поздно” — это лучше, чем таскать в гору эмоциональные валуны, скатывающиеся обратно. —ДИККИ! Только эхо. Он где-то в дебрях моего сознания. Там так много темных мест, где можно спрятаться, если не хочется выходить. Почему он не хочет побыть со мной? Не потому ли, что слишком привык за эти годы жить своим умом и теперь не очень-то доверяет прежнему тюремщику? Он исчез, когда я перестал разговаривать с ним по дороге из аэропорта домой. Когда я переменил его человеческий облик на причудливое порождение моего сознания, он выскользнул за дверь, и я даже не заметил этого. Да что же это такое, ворчал я, неужели мне нужно разговаривать с ребенком беспрерывно всю дорогу, чтобы он не удрал? Может быть, не обязательно и разговаривать, но по крайней мере следовало бы очистить от шипов и паутины тропинку между нашими сознаниями. Может быть, достаточно хотя бы не забывать о нем. — ДИККИ! Нет ответа. Я поднялся в своем сне вверх, на высоту вертолета, чтобы расширить зону поиска. Суровый холмистый ландшафт вокруг, каменистая пустыня Аризоны, жаркое полуденное солнце. Я опустился на край огромного высохшего озера; вокруг, насколько хватало глаз, земля напоминала побитую черепицу. Довольно далеко, почти посередине этой печи, виднелась маленькая фигурка. Расстояние оказалось больше, чем я думал; бежать пришлось долго, и я все удивлялся, что это за дикий ландшафт. Кто его выбрал, он или я? —ДИККИ! Он повернулся ко мне и следил, как я приближаюсь, но сам не пошевелился и не произнес ни слова. — Дикки, —я задыхался. — Что ты тут делаешь? — Ты пришел, чтобы запереть меня опять? — Что ты! Что ты говоришь! И это после того, как мы с тобой летали вместе? Это был самый замечательный полет в моей жизни — потому что ты был рядом! — Ты отшил меня! Как только мы повернули домой, ты перестал и думать обо мне! Я вызван для того, чтобы промыть мне мозги, но ты не думай, я знаю, что могу уйти от тебя! Я могу бросить тебя и никогда больше не вернуться! Что тогда с тобой будет? Он сказал это так, словно я был обязан ответить, что со мной произойдет катастрофа, если он покинет меня. |
