|
Я мгновение помолчал, обдумывая ответ. Мы прожили те годы вместе, но наши убеждения были такими различными, что сейчас в памяти у каждого из нас — свое прошлое. — Это для Дикки, — спросила она, голубые, как море, глаза смотрят в мои, — или только для нас? Собираешься ли ты рассказать ему о наших ссорах? — Может, и нет. Может быть, мне стоит ему сказать, что в совершенном браке ссор нет. Совершенство — это когда двое людей смотрят друг на друга и говорят: “Мы знали все заранее. Никаких ссор, никаких испытаний, никто из нас за полвека не изменился и не узнал ничего нового”. Эта картинка заставила ее улыбнуться. — Смертельная скука, — сказала она. — Избегай трудностей, и ты никогда не научишься их преодолевать. — Он должен узнать все. Мои рассказы о браке будут и мне напоминанием; Дикки же сможет взять из них то, что ему необходимо, а остальное отбросить. Я скажу ему главное из того, что мне удалось понять: никогда не предполагай, что твоя жена умеет читать мысли и понимает, кто ты, о чем ты думаешь и что чувствуешь. Такое предположение неизбежно ведет к болезненному разочарованию. Иногда она действительно может понимать и знать, но не жди от нее, что она будет понимать тебя лучше, чем ты ее. Будь счастливым, делая то, что тебе хочется. Если твое счастье вызывает в ней злобу, или если ты злишься, когда видишь ее счастливой, тогда у вас не брак, а эксперимент, который с самого начала был обречен на провал. — Звучит так, будто брак ничем не лучше прыжка с обрыва. Ты это хочешь ему внушить? — Я скажу ему, что брак не похож ни на что другое в нашей жизни. Родные души, сведенные вместе чудесным притяжением, встретившие друг друга благодаря невероятному совпадению и вместе противостоящие всем проблемам. Очаровательные проблемы и прекрасные испытания год за годом, но стоит утратить романтику, и утратишь силу, необходимую, чтобы преодолеть тяжелые времена и научиться любить. Утратив романтику, ты провалишь экзамен на любовь. После этого остальные экзамены не имеют значения. — А как насчет детей? — В этом вопросе я не компетентен, — сказал я. — Что еще? — Что значит “В этом вопросе я некомпетентен, что еще”? У тебя ведь есть дети, и тебе, конечно, есть что сказать! Что ты ему скажешь? Мое слабое место, подумал я. В том, что касается детей от меня столько же пользы, как от наковальни в яслях. — Я скажу ему, что чувство внутреннего пути приходит не только к взрослым. Что единственное руководство, которое мы даем детям, — наш собственный пример как высшего, наиболее развитого человеческого существа в соответствии с нашими взглядами. Дети могут понять, а могут и не понять. Они могут полюбить нас за наш выбор, а могут и проклясть землю, по которой мы ступали. Но дети являются нашей собственностью и подконтрольны нам не больше, чем мы являлись собственностью наших родителей и были им подконтрольны. — Ты действительно чувствовал себя айсбергом, говоря это, — спросила Лесли, — или мне только показалось, что это прозвучало на сорок градусов ниже нуля? — Разве это не правильно? — Это может быть правильным до некоторой степени, — смягчилась она. — Безусловно, наши дети не являются нашей собственностью, но я чувствую, что здесь чего-то не хватает. Может быть, немного мягкости? — Ну, конечно, ему я скажу все это гораздо мягче! Она безнадежно покачала головой и продолжила. — У брака есть еще один секрет. — Какой? У меня свой секрет, подумал я, почему бы ей не иметь свой? — Когда смотришь на нас, — сказала она, — или на любую другую счастливую пару, понимаешь, что на самом деле мы любим только один или два раза в жизни. |
